У наших детей нет прошлого. Они, играя, зачёркивают, замарывают его, затаптывают, надеясь на прекрасное будущее. Только где взять это будущее, если ни один ребенок даже до юности не дотягивает.
В детстве я жил в полном согласии со своей страной, мы были с ней единым телом. Её игрушки были моими, её забавы забавляли и меня. Дожив до юности, стал ощущать свою инородность. Пришлось прятать устремления, скрывать мечты, отказываться от мыслей. Юность в моей стране непростительна – она преступна. Я вынужден был играть в непроходящее детство. Дурить, как все, обвешиваться глупостями. Я вобрал все грехи детства, кроме одного. Не ябедничал, не доносил на других детей. Меня за это били, ставили в угол, не давали конфет.
Выход нашёлся. Школа – единственное место в стране, где на уроках можно чуть-чуть передохнуть, не притворяясь ребёнком, высказать своё мнение. Так стал учителем. Правда, портреты портили настроение, приходилось отстаивать первого большого поэта, лишь бы не видеть ежедневно лица из дворцов. Поэты второго и третьего ряда были строго запрещены. Я мысленно беседовал с ними на переменах:
– Я не могу пожать Вам руку, у нас это не приветствуется. Жму Вашу книгу и жду с нетерпением свиданий с другой.
Если бы не книги, мне бы из детского возраста не вырваться.
– Сколько жён у тебя?
– Много.
– Кто они?
– Книги.
– А как же дети?
– И дети–книги.
Быть взрослым и притворяться дитём неразумным – занятие разрушительное. Но учителю позволено, как и детям: и отпуск летом, и небольшие карманные деньги, и одни и те же книги по десять раз перечитывать и пересказывать по двадцать. Возможно, я бы век нормально дожил, если бы в самом конце восьмидесятых не выбрали директором школы. Я понимал, что согласиться как приговор подписать.
В детской стране директор хуже отхожего места. Его все негласно считают незаслуженно повзрослевшим, взваливают на плечи шалости детей от самого западного города до Тихого океана. А как взвалят, он переходит из разряда детей в разряд игрушек. Мной стали играть и дети, которые дети, и те, что до чиновников добаловались. И дети – учителя, перед которыми особенно стыдно за то, что работаю заводной игрушкой, веду себя как взрослый. Постоянно ломаюсь, чинят, а починить не могут. Винтики все в столице на вес золота.
Игрушки – вещь необходимая, и право имеют на существование. Могут даже до музея дослужиться, если повезёт. Мог и я там в тени на полке лежать, если бы правила игры не меняли. Дети есть дети, им неймётся новое выдумывать. А мне велено на линейках и педсоветах одно твердить:
– Вы родились в счастливой стране, стране, где детство никогда не кончается. Гордитесь своей Родиной, и тогда у вас будет много конфет и игрушек.
Я при образовании поставлен. Учёба – дело хлопотно. В нашей стране руками махать на неё могут, а как подсобить, так все в кусты. А чем зарабатывать прикажете? Кого в садик, кого в школу, кого в институт устроишь. Иные благодарят, а есть такие, что и напоминать приходиться. На том и стоим, этим и держимся. Может, снег всему виной, а может, свет не под тем углом падает? Не взрослеется – и всё! И космос первыми покорили, и балет что надо. География у нас ещё та, вся история плачет.
Лица, хоть мы и дети, у нас на любой возраст годятся, сединой и морщинами не обижены. Богом обижены. Тут надо честно признаться. Каяться не приучены. Не доросли – взрослое это занятие. Если бы мы не сдавали своих, у нас бы выросли крылья и мы бы стали ангелами. Но нет учителя у страны, а у детей её больные уши.
Я отказался, стал директором, а директор – отхожее место. Не больше. Иду дурак дураком по дороге дураков и думаю, но не ведаю, что думать уже поздно.
Продолжение дела Попова: «Пощечины не было» >>>
.jpg) |
|
| Александр Попов Директор лицея № 31 |
Лана Литвер. Пощечина Попова 
Александр Попов: «Я меняю 31 лицей на свободу – хочу уехать из Челябинска» 
В «Манекене» пройдет концерт в поддержку директора 31 лицея Александр Попова