Клевета, оскорбление, распространение порочащих сведений – за эти действия российское законодательство предусматривает различные наказания. Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и методики обучения русскому языку ЮУрГГПУ Галина Иваненко рассказала «АиФ-Челябинск» о том, какие слова могут привести человека на скамью подсудимых.
Когда язык - враг
Алёна Талыпова, «АиФ–Челябинск»: Сейчас всё чаще приходится слышать о речевых преступлениях. Что понимают под этим термином?
Галина Иваненко: В юриспруденции преступлениями называются нарушения уголовного права, а правонарушениями – нарушения административного и гражданского кодекса. Это по поводу юридической стороны. Те случаи, когда средством преступления или правонарушения явилось высказывание, называются речевыми преступлениями. Речь существует в устной и письменной форме, а речевых видов деятельности у нас четыре – это говорение, слушание, письмо, чтение. Чтение и слушание не может стать преступлением, это внутренний процесс, а вот в процессе говорения и письма можно нарушить закон.
- Много ли, согласно законодательству, рисков «попасть под статью» за неосторожные слова?
- В уголовном, административном и гражданском кодексах достаточно ограничений, касающихся речи: клевета, оскорбление, распространение порочащих сведений, доведение до самоубийства, нарушение прав на интеллектуальную собственность. Антиэкстремистское законодательство в России очень мощное. Есть пункты, не связанные с речью: хранение и распространение экстремистской литературы. А есть исключительно речевые деяния: призывы к насильственной смене власти, к смене конституционного строя, нарушению территориальной целостности страны.
Речевой удар
- Оскорбления – это ведь не только слова на «х» и «б»?
- Видите ли, у нас есть закон и есть трактовки этого закона. В законе говорится: «Оскорбление – это умаление чести и достоинства лица, выраженное в неприличной форме». Но кто сейчас рискнёт уверенно сказать, что точно знает, что такое «неприличная форма»? Я глубоко уверена, что она не исчерпывается матом. «Неприличный» - это тот, который не принят в обществе. Если бы законодатель хотел сказать «мат», он сказал бы «обсценная лексика». Но законодатель избрал другую формулировку, следовательно, не отождествил оскорбительность с нецензурностью. Хотя филолог И.А.Стернин, например, считает, что оскорбления – это слова пяти корней. Далеко не все с этим согласны. Резко негативные характеристики, такие как «сволочь», «гад», «паразит», не являются матом, но это стилистически сниженные, бранные слова, и в определённых ситуациях они способны оскорбить.
- Ситуации действительно бывают разными.
- Понятие неприличности зависит от обстоятельств. Было ли это у костра на вечеринке или в официальной обстановке. Важны все параметры коммуникативной ситуации: кто? кому? где? как сказал? Вот, например, слово «дура» выражает самые различные оценки. Но вы допускаете, что оно может быть произнесено в такой ситуации, что выполнит роль пощёчины? Был случай: уволили сотрудницу из магазина, спустя месяц она приходит и с порога начинает сбрасывать товары с полок и кричит молодой беременной сотруднице «Ты дура!» и много еще чего. Всё это в присутствии покупателей. Дело же даже не в самом слове, а в интонации, в совокупности слова и действия. Ситуация была зафиксирована на видео, и вся картина происходящего отражала агрессию с одной стороны и беспомощность и унижение с другой. Оскорбление – это речевой удар. Стресс от происшествия был настолько сильный, что через полчаса пришлось вызывать скорую помощь.
- Можно ли считать оскорблением нецензурное слово, просто произнесённое кем-то на улице?
- Нужно разобраться, является ли слово характеристикой лица или нет. Трудно осудить человека, который ударил себя топором по ноге и выругался. Ненормативная лексика существует и будет существовать, и в той нише, где она не нарушает ничьих прав, она спокойно выполняет свою функцию – выразителя эмоций, сброса негативной энергии, определения себя как члена какого-то социума. Здравомыслящий человек должен интуитивно чувствовать, что где допустимо.
- Как вам кажется, ненормативной лексики в нашей жизни стало больше?
- Если сравнивать с 70-80-ми годами – то да. В тот период сочетались плюсы и минусы состояния информационного голода. С одной стороны, людям остро не хватало информации, а с другой стороны – осуществлялась процедура эстетизации информации. За этим следили. То, что мы называем цензурой, с одной стороны лишало граждан какой-то информации, а с другой – защищало их от ненужной им стилистики. Свобода слова лишила нас этого очевидного плюса. Информации сейчас много, и мы видим различные негативные проявления этого изобилия, как на фактическом, так и на эмоциональном уровне. Я хотела бы не слышать всего этого, но некуда спрятаться. Есть микросоциумы, в какой-то мере изолированные от внешних тенденций, например, во многих знакомых мне семьях не принято ругаться. Хотя, конечно, общая атмосфера влияет на всех, не может не влиять.
Люди и мнения
- Вы часто выступаете в качестве эксперта при проведении лингвистической экспертизы. Были ли в суде интересные случаи, которые запомнились?
- Когда я начинала заниматься лингвистической экспертизой, то каждый раз, слушая человека, занимала мысленно его позицию, потому что каждый несёт свою правду. С годами у меня выработалось представление, что всё гораздо сложнее. Фактических обстоятельств лингвист обычно не знает. Он только говорит – слова оценочное или не оценочное, выражено мнение или утверждение. И тут очень много интересного. Вот недавно в суде было дело: я не знаю, правду или неправду написал журналист, который был ответчиком, но в начале статьи было сказано: «Мы ознакомились с материалами уголовного дела…» и далее следовал пересказ материалов дела. Если такое уголовное дело действительно существует, то к журналисту не может быть никаких претензий. И оказалось, что без лингвиста этого обстоятельства никто не заметил. Бывает, что незамеченной оказывается какая-то формулировка, принципиально значимая для понимания текста. К сожалению, существует порочная практика вырывать фразы из контекста. Кроме того, мнение может выражаться не только на уровне вводных слов, но и в виде, например, прогнозов: «Если так пойдёт, то…». Будущее время – это всегда предположение. К индивидуальным интеллектуальным процессам относятся любые попытки проследить ход чужой мысли: понимает, осознает, намерен. Замечу, что по законодательству порочащими признаются только утверждения о совершении противоправного поступка или аморальном поведении, но не мнения и предположения, выводы и прогнозы.
- А что можно считать клеветой?
- Клевета - это то же распространение порочащих сведений, плюс заведомая ложность. То есть человек знал, как дела обстоят на самом деле, но намеренно распространял порочащую информацию, реализуя свои цели. Но тут нужно доказывать, что человек не добросовестно заблуждался, а намерено солгал. Лингвист никогда не может сказать, что это клевета, он только определяет, есть ли негатив, есть ли утверждение, относится ли оно к конкретному человеку. И надо ещё выяснить, связан ли этот негатив с характеристиками, влияющими на деловую репутацию человека. Может, про него сказали, что он беспечен. Для кого-то это позитивно, для других нет. Личностные характеристики такого типа всегда неоднозначны. Предположим, руководитель крупного завода обиделся, что его назвали беспечным. Но ведь в суде этого не проверить, не доказать фактами, что этот человек никогда не был беспечен.
Горазды поругать
- Кто чаще всего оказывается на скамье подсудимых по обвинениям, связанным с речевыми преступлениями?
- Раньше речь шла в основном о журналистах, а сейчас много исков по поводу высказываний в Сети, исков к различным блогерам. Сейчас все чаще судятся из-за нелицеприятных высказываний в их адрес в сети. Мне кажется, что если бы люди были всегда порядочны в передаче информации и чётко говорили, что знают, а что лишь предполагают, всем бы всё было понятно. Но мы живём в другом мире.
- Как вы считаете, анонимность в Интернете поощряет практику оскорблений?
- Я обычно не вступаю в дискуссии в соцстях. Но вот недавно был случай: опубликован пост – женщина увидела в школьной тетради у ребёнка решение задачи: «есть шесть учеников, у каждого по три книги, сколько всего книг?». Школьник пишет: шесть умножить на три равно восемнадцати, решение зачёркнуто и исправлено – три умножить на шесть равно восемнадцати. Я не математик, но поняла, к какой логике учитель приучает детей. И как преподаватель я знаю, сколько сейчас в школьных программах требований, непонятных родителям. Но ту маму, как она пишет, «переклинило». И в комментариях было высказано множество самых резких характеристик в адрес несчастного учителя. У нас народ горазд поругать, не пытаясь разобраться в обстоятельствах. Был случай: на мою коллегу, делавшую экспертизу спорного текста, написали жалобу с обвинениями в низком моральном уровне: мол, на трёх страницах матерится. Понятно, что филолог просто цитировал исходный текст. Но свой ушат грязи получил.
Вот видите, и мы с вами сейчас говорим не о хорошем, а о плохом, потому что оно востребовано больше. Жаль. В мире столько прекрасного. Часто говорят о жажде правды, но для настоящей правды нужна настоящая смелость, а больше все – так, плебейские разборки. Так что я с Пушкиным: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман».
Жители Урала оскорбились фотографией «Мисс России» в российском триколоре 
«Грустить грешно». Сергей Шнуров о Собчак, мате и несуровых челябинцах 
«Женщина тоже человек!» Поэт Игорь Губерман о женском мате и будущем России 
Социологи признали бессмыслицей искоренение мата на уральских заводах 
Пересажать всех поголовно