CHEL.AIF.RU, Наталья ЗВЕРЕВА: Игорь Миронович, правда, что вы когда-то сидели в челябинском СИЗО? (В 1979 году Губерман был арестован по сфальсифицированному обвинению (о покупке краденых икон) и приговорён к пяти годам лишения свободы. – Ред.)
Губерман И.М.: Да, я у вас был в пересыльной тюрьме, и это такое счастье! Помню, выгрузили нас из вагонов, мы идём, а сбоку надзиратель хмурый такой. Я у него ещё спросил, кто эту тюрьму строил. А он ответил: «То ли красные для белых, то ли белые для красных – хер их разберёт!». Через много лет я приехал в Челябинск и специально ездил посмотреть на эту тюрьму, которая находится между улицей Лебединского и Артиллерийской.
- Как вам удалось сохранить жизнелюбие и оптимизм после лагеря и ссылки?
- Насчет оптимизма – это ошибочное мнение, я притворяюсь, я пессимист. Я не драматизировал ситуацию. Я ко всему отношусь с интересом, и этот эпизод моей жизни не стал исключением. «Я сказал себе: «Держись! Господь суров, но прав; нельзя прожить в России жизнь; тюрьмы не повидав». Положа руку на сердце, скажу вам так: я благодарен советской власти за то, что меня посадили, потому что это было замечательное время. Я встретился с людьми, с которыми бы никогда не повстречался в обычной жизни. Это был хороший опыт.
- Есть ли у вас табу для шуток? Темы, на которые вы никогда не будете ничего писать?
- Да. Я никогда не буду ничего писать по поводу того, почему в Челябинске плохой воздух. А так вообще писать можно о чём угодно.
- Кстати, как вам хватило духу при советской власти писать то, что вы писали?
- Духу? Дурак просто, прости Господи! И жена меня не зря часто называет идиотом. Так же меня называли отец и мать. Я вырос свободным человеком, писал, что думаю и получил, что заслужил. Меня обвиняли в том, что я графоман, пошляк и матершинник. Ну и пускай! Собака брешет, а караван идёт. Я никогда на это внимания не обращаю. Меня никогда не огорчало, что меня ругают. Я привык к этому.
- На кого вы учились?
- По профессии я инженер-электрик, заканчивал железнодорожный институт, год отъездил машинистом электровоза в Уфе. Причем, совершил там трудовой подвиг: в феврале, в тридцатиградусный мороз, под башкирскими ветрами, лёжа спиной на одном рельсе, сменил тормозную колодку, которая примёрзла к колесу. Как жив остался - не знаю. С тех пор мёрзну. Потом работал двадцать лет инженером-наладчиком, ездил по всей империи. Со мной ездила бригада наладчиков, все - бывшие зеки. Это была моя первая встреча с настоящими людьми.
- Стихи начали писать в тот период?
- Да. Где-то в начале шестидесятых. Они из меня сыпались, как «горошки» из козла. Я всё время мучил своих друзей, непрерывно читал им, пока не говорили: «Заткнись!» Меня очень увлекла эта форма - четверостишия. Уже в конце 60-х мне в компаниях читали мои стишки, а я не признавался, что они мои.
- Почему вы называете так пренебрежительно - «стишки»?
- Ну они же коротенькие. И мысли куцые. Поэтому. Дома меня всегда звали Гариком. Бабушка, например, изо дня в день повторяла: «Гаринька, каждое твоё слово - лишнее!» Вот я и решил назвать свои четверостишия «гариками».
- А на иврите вы пишете свои «гарики»?
- Нет. Знаете, на каждом выступлении в каждом городе я получаю записку, в которой меня спрашивают, мол, как у вас с ивритом. А в городе Барнауле, б**дь, таких записок было шесть! Видимо, барнаульцев другие вопросы мало занимают. Так вот я всем отвечаю, что с ивритом у меня проблем нет. Проблемы у тех, кто хочет со мной поговорить на иврите. Ведь я иврита не знаю! Я готов поторговаться на рынке, слов пятьдесят знаю, но по наглости душевной употребляю их так, будто знаю сто. Нас там миллион с чем-то русскоязычных. То есть каждый пятый говорит по-русски. Не успеешь опомниться, тебе уже совет дают, куда тебе идти!
- А ненормативный иврит…существует?
- Существует, но очень слабый. Вообще на всех языках матерные слова ужасно слабые по сравнению с русскими. Могу перечислить!
О женщинах
- В своих интервью вы очень лестно отзываетесь о своей тёще…
- О, да! Тёща была человеком необыкновенным. Она из дворян, правнучатая племянница Льва Толстого (Лидия Либединская, урожденная Толстая, - писательница, переводчица, литературовед, исследователь жизни и творчества декабристов, Горького, Герцена, Огарёва, Блока и др. – Ред.). Как она восхитительно использовала ненормативную лексику!
- Вы считаете, женщинам это идёт?
- Идёт, причём всем без исключения. Потому что женщина – тоже человек и имеет право на выражение своих чувств. У нас ведь иначе как неформальной лексикой многие чувства просто не выразишь. Я в очень многих семьях слышал, как жена спрашивала мужа: «Ты что офигел!» (здесь следует более крепкое словцо – Ред.). И он реагировал адекватно, отвечая, мол, да, вот так что-то получилось…
- А как вы вообще относитесь к женщинам?
- По-разному. В каждом конкретном случае это же зависит от фигуры, от лица, от характера. Я вообще-то за матриархат. По-моему, если будут править женщины, мир станет мягче. Всё-таки женщины по своей природе гораздо мягче мужчин. Хотя, когда я был в ссылке в Сибири, я видел женские драки, и могу вам сказать, что это очень страшно. Они дерутся куда агрессивнее мужиков.
- Игорь Миронович, с каким настроением вы встретили нынешнюю весну?
- Когда вам будет 80 лет, вы меня поймёте. Начались «лихие девяностые». Почему лихие? Потому что я до сих пор не могу опомниться и поверить, что я такой старый. И себя поддерживаю только тем, что виски пью, курю и не делаю никакой физкультуры.
- Есть ли надежда, что в нашей стране всё образуется?
- Да. При ваших внуках. Однажды выпивал в одной компании с бывшим украинским президентом Кучмой. Он мне очень понравился: я читал стишки, а он смеялся во всех местах. С чувством юмора мужик! И, прощаясь, я спросил, мол, у вас на Украине что-нибудь получится от этого рывка к свободе? Он ответил: да, через три-четыре поколения. Так и у вас.