История проклятого села: какие тайны хранят потомки порубленных казаков?

Кого ни встретишь на улице, обязательно обратишь внимание. У ребятишек – ярко-синие, у стариков – пожившие, выцветшие, даже местный загорелый пьяница приветливо щурит голубой глаз. Вот, пожалуй, и все, что осталось в них от предков – лихих оренбургских казаков.

А сам Каратабан давно уж потерял добротность и исконный сельский дух: на целую улицу один тощий теленок, да пара курочек. Дома какие-то серые, заборы не крашеные, резных наличников не найдешь, даже кусты черемухи в палисадниках выглядят очень уныло. Вот такая картина является взору путешественника, хотя и путешественников-то в Каратабане нет: кому он интересен?

Горох – в Лондон

А ведь каких-то сто лет назад здесь все было иначе. Народ жил зажиточно, поутру из села на выпас выходило три табуна, а местные казаки отправляли свою сортовую пшеницу и горох на Всемирную Лондонскую выставку. Первый «каток» прошелся по станице после революции 1917 года. Тогда компания по расказачиванию и раскулачиванию прошла с перевыполнением плана. Вот что вспоминает потомственный казак Алексей Михайлович Горбачев: «Дед рассказывал: мы, говорит, посеяли пшеницу, семья большая была, сеяли много. А эти колхозники ходят с флагами с транспарантами, отмечают первомай, «ура!» орут.

У нас уже все взошло, а они только начали сеять. А год засушливый попался. У нас успело зерно силу набрать – мы посеяли-то вовремя – «сей в грязь, будешь князь». А они-то в сухое. У них кое-где взошло, а у нас заколосилось. Они хватились – давай раскулачивать. Дед шашку снял, сматерился, на коня сел и пошел воевать. Последний раз его видели у Черного моря – когда эмигранты на корабли садились. Мы даже не знаем, жив он или нет. Уплыл или нет».

В советские годы Каратабан лишился лучшей части своих жителей. В марте 1931 года арестовали приходского священника Ивана Святченко. В сороковом году разрушили до основания местный храм. Как это было, рассказывает Алексей Михайлович Горбачев: «Уполномоченные с кобурой ходили. Никто не хотел идти храм рушить, заставляли – трудовая повинность была. Кто провинился, кто в приказном. Моего дядьку погнали, он взял лом, замахнулся и попал себе в ногу. Потом до конца жизни хромал. А храм-то долго разобрать не могли».

Черемуха на крови

Может потому здесь черемуха пониклая, что растет на пропитанной кровью земле? Любой местный житель покажет вам место, где в 20-е годы порубили казаков. Просто вывели за клуб, достали шашки и изрубили одного за другим. Последнего казака оставили живым – чтобы другим рассказал. А он уж приготовился… Казаков притесняли потому, что боялись. Это была единственная сила в стране, которая могла поднять восстание. Вместе со служивыми людьми уничтожали и духовенство. На этот счет есть в Каратабане еще одна ужасающая история.

Однажды начали копать траншею для водокачки. И вдруг ковш экскаватора застрял в земле: зацепился за гроб. Рабочие из любопытства открыли крышку и чуть не перекрестились: в гробу лежало совершенно нетленное тело человека, облаченное в одежду священника. Домовину быстренько закидали землей и продолжили строительство. Башню поставили в запланированном месте, но ни одного дня она не проработала нормально. Так и стоит посреди села как страшный памятник: никчемная и пустая.

Революционные события хоть и подкосили каратабанцев, но из седла не выбили. Запаса прочности хватило. Даже согнанные в совхоз, они работали на совесть, и в советские годы хозяйство было одним из лучших в области. Молоко, мясо, зерно – всего здесь производили в избытке. Почти в каждом дворе держали скотину. В селе появилась даже своя музыкальная школа. Но пожить по-человечески люди так и не успели: началась перестройка, а потом и лихие 90-е наступили. Однажды утром доярки пришли на работу: а в коровнике – пустота. Руководители хозяйства ночью вывезли и продали весь скот.

Потом распродали технику. Зачем-то вырубили яблоневый сад. Сейчас на его месте – пустырь. Там, где когда-то росли гречка и арбузы – бурьян.

Возле клуба вяло машет метлой человек. Безработный, направленный сюда от биржи труда. Что-то вроде общественно-полезных работ. Валерий Владимирович Рогалев всю жизнь проработал водителем в совхозе: возил бензин, молоко, зерно. У него до сих пор все руки черные – пропитаны машинным маслом и мазутом. Я спросила у него о судьбе хозяйства, и людей, которые в нем работали.

- Кто спился, кто умер, кто в городе работает.

Он извинился, что работы много и отвернулся. А потом протер один глаз, что-то стряхнул с другого. Облокотился на свою метлу и долго смотрел куда-то далеко…

Что будет дальше с этими синеглазыми людьми? Продолжат ли они свое упорное самоуничтожение?

Звенящая берёза

По деревенской улице бежит девчушка в белых колготках и великоватой кофточке. Принарядилась. Недавно у нее погиб отец, мать беспробудно пьет. А девочка спешит на занятия в воскресную школу. Школа – это громко сказано, всего-то одна комната в доме священника Евгения Егунова. Но здесь тепло, уютно и здесь всегда ее ждут.

- Это у нас не столько воскресная школа, сколько кружок.

Мы учим детей рукоделию, рисованию, разыгрываем сценки и даже ставим спектакли, - рассказывает отец Евгений. - Конечно, все это на любительском уровне, все занятия ведет моя жена и еще одна неравнодушная прихожанка. Кроме моих детей и детей моего брата сюда приходят ребятишки из неблагополучных семей. Нередко – голодные. Первым делом я их спрашиваю: кушали ли они сегодня.

Отец Евгений служит в Каратабане с 2001 года. Приехал в село с одним чемоданом, женой и сыном. Хозяйство ему досталось незавидное: небольшая церквушка на фундаменте старого дома, озлобленные и разуверившиеся люди. Каждый сам за себя, а что может быть печальнее для деревни?

Поначалу даже опускались руки, но однажды отец Евгений прочитал у Николая Сербского: «Если хочешь изменить село – измени себя. Если хочешь понять людей – нужно их полюбить». И священник перестал задавать себе мучительные вопросы. Взял в руки лопату – вскопал с прихожанами огород. Теперь после каждой службы прихожане вместе обедают, как и положено в большой семье. Иногда на огонек заходят и местные атеисты – отец Евгений называет их «мои пьяницы».

Под столетним вязом вместе с помощниками соорудили что-то вроде альпийской горки, высадили по всему церковному двору деревья, цветы – чтобы глаз радовался. На входе в храм повесили стенгазету. В этом году вместе с ребятишками придумали новую традицию: вешать на дерево расписные пасхальные яйца. Теперь в Каратабане есть звенящая береза: на ветру ветки качаются и яйца дзынь-дзынь… Вроде бы все это - мелочи, а как-то спокойнее становится на душе.

– Ходящие в храм, не ходящие – это наш народ, и мы молимся за всех, - рассуждает сельский священник. - Душа за людей болит: мы разобщены. Но надежда не умирает. Все равно рано или поздно русский человек проснется. Любой человек хочет счастья – верующий, неверующий.

В последнее время повадились в Каратабан сектанты из соседнего Еманжелинска. Иеговисты со стеклянными глазами. Ходят по дворам, разговоры заводят.

- А шли бы вы подальше, пока не наваляли, - предупредили хмурые каратабанские атеисты.- У нас своя церковь есть.

P.S. Воскресную школу в Каратабане посещают 30 ребятишек. Они ни разу не покидали пределов родного села. Главная мечта отца Евгения Егунова на сегодня – свозить детей в Челябинск, в областной краеведческий музей. Для этого нужен автобус. Может, найдутся неравнодушные люди, у кого есть возможность помочь с транспортом? Предупреждаем – денег на билеты у этих детей нет. И вряд ли скоро появятся. Тел о.Евгения: 8 919 347 01 89

Справка АиФ

По одной версии, название Каратабан происходит от башкирского рода, поклоняющемуся культу рыб, «черный карась». По другой – это название высшего сорта булатной стали, «черный клинок». Третья прозаична: Каратабан – это «черная пятка» (имеется в виду идеально ровные очертания озера Каратабан). В начале века было 1200 душ населения - сейчас 1500.

Смотрите также:

• Последний романтик. Как сегодня живёт первый фермер Сосновского района? →
• Отчёт за 15 минут. Челябинка 72 года проработала бухгалтером →
• Провинциальные этюды: Белорецк →