Примерное время чтения: 9 минут
888

Драматург Черлак - о том, кому нужен театр и как он написал пьесу о Путине

АиФ-Челябинск №42 23/10/2016
22 октября на фестивале «Дебаркадер» прошли читки пьес Егора Черлака.
22 октября на фестивале «Дебаркадер» прошли читки пьес Егора Черлака. / фото Александра Фирсова / АиФ

22 октября на фестивале «Дебаркадер» в Челябинске состоялся драматургический марафон по пьесам Егора Черлака. Корреспондент «АиФ-Челябинск» побеседовал с Геннадием о том, насколько случаен успех и что делать человеку, который пишет неплохие пьесы.

«Мои книжки продавались на кассе»

Лана Литвер, «АиФ-Челябинск»: Должна тебе признаться, я терпеть не могу читать пьесы.

Геннадий Григорьев: Но они для чтения не приспособлены. Не для того они пишутся, чтобы их читать.

- Но я тем не менее с интересом прочитала пять штук подряд. Расскажи, пожалуйста, как всё это началось?

- Я сначала писал прозу и стихи. Даже издал один роман в стихах под названием «Тарагарщина» (Тарагара - это фамилия героев). Сейчас сам удивляюсь, какой был наглый: сидел в приёмных у директоров заводов, пробивался и просил деньги на книжку. Приносил рукопись, рассказывал... Безбашенный был. Сейчас бы ни за что не пошёл деньги выклянчивать.

- С годами поубавилось смелости?

- Сейчас бы я подсчитал вероятность успеха - один процент. Тогда я просто не просчитывал. Была сила, была вера, что это нужно и мне, и человечеству. (Улыбается.) Помню, принёс домой пачки моих новеньких книг, завалил полкоридора. И что дальше? Приходил в простой продуктовый магазин и говорил: «Давайте на кассе у вас такая книжечка постоит?» В одной накладной, помню, мне написали: «Принято 10 экземпляров книги «Тараканище». Слово «Тарагарщина» никто не знал. Покупалось моё творчество очень хило. Половина тиража продалась, что-то раздарил. А несколько пачек ещё валяется в гараже, сильно пожелтевшие.

Подсмотрел, как писал Чехов

- Ты разочаровался в стихах и стал писать пьесы?

- Не совсем так. Я переехал из Первоуральска в Магнитогорск, мы с нуля запускали газету «Наша Магнитка». И в начале 2000 года я поехал в командировку в Чечню. Это было, конечно... сильное впечатление. Хотелось уложить в литературную форму. Я приехал. Сел. И ничего не получается. Ни стихи, ни проза. И я вдруг думаю: а может, пьесу? И написал огромную пьесу про Чечню, в пять действий.

- А ты знал, как писать пьесы?

- Ну, я взял Чехова, посмотрел. Как там ремарки, сколько примерно знаков, как реплики оформлять… (Улыбается.) И стал предлагать пьесу театрам. Конечно, никто её не принимал.

- А что сказали в магнитогорском театре?

- Ничего не сказали. В наших театрах ничего не говорят, ни тогда, ни теперь. В литчасти говорят: «Оставьте на вахте, мы посмотрим».

- Никак не комментируют?

- Нет. Литчасть - это такая пресс-служба, чтобы отсекать ненужное. Кстати, один из немногих режиссёров, который снизошёл со мной пообщаться, - это Сергей Пускепалис, он был в то время главрежем магнитогорской драмы. Он почитал, позвонил мне - что редкость! - и мы встретились. И он объяснил мне, почему это не может быть поставлено. Но мне всё равно это душу согрело. Я же многим режиссёрам вручал свои пьесы, подходил к ним лично, но когда они мне на вахте возвращали файлик с текстом, я видел, что они даже не распечатывали его.

- Довольно унизительное положение.

- Конечно. Получается, ты производишь полуфабрикат.

- И как ты действовал?

- Мне помогали конкурсы. На все подряд я посылал - и буквально везде получал диплом.

- А что это даёт?

- Да ничего. Признание в узких кругах, не более того. Я думал, что режиссёрам интересны победители конкурсов, но нет. Мою пьесу «Встреча после проводов» опубликовали в единственном специализированном журнале «Современная драматургия». Помню, я сел у телефона и стал ждать. Думаю, ну всё, сейчас звонки начнутся. Как отбиваться от предложений? Но ничего подобного. Потом ещё четыре пьесы опубликовали там же. Это в начале 2000-х. Ноль. Я полтора десятилетия занимаюсь этим творчеством, и для меня до сих пор главная загадка, чем руководствуется режиссёр, когда отбирает пьесы.

Сняли за неделю до премьеры

- Но твои пьесы всё же ставили, и не раз. Расскажи.

- Я всё равно не знаю, как к ним это попадало. Есть у меня такая пьеса «Ипотека и Вера, мать её». Первым её поставил режиссёр Семён Александровский в Красноярском ТЮЗе, она потом попала во внеконкурсную программу «Золотой маски». Это первая пьеса, за которую я получил деньги.

- Как это было?

- Режиссёр её увидел на одном из конкурсов в числе победителей. И так совпало, что она понравилась и красноярскому театру. В нашем деле сразу многое должно совпасть. Я впервые увидел свой спектакль на сцене в Москве, на большой сцене, это был фестиваль «Золотая маска».

- А зал как реагировал?

- Я так волновался, что не помню. Мне казалось, все на меня смотрят.

- После «Золотой маски» ты тоже устроился около телефона?

- Нет, уже иллюзий не было.

- А как с челябинскими театрами складывалось?

- Да так же. Внизу вахтёр: «Позвоните в литчасть». Звонишь. «Оставьте на вахте». И так далее.

- Ты же журналист!

- Ни разу не пользовался журналистскими возможностями войти в любую дверь. Это некорректно. Но у меня был опыт почти постановки в Челябинске. В 2013 году главным режиссёром драматического театра пришла Марина Глуховская: «Давайте поставим вашу «Ипотеку». Я, конечно, с радостью. Всё лето репетировали, хорошего режиссёра пригласили из Питера. Шло всё к премьере. Афиши, анонсы кругом, билеты продавали. И за неделю до премьеры пьесу сняли с репертуара.

- Как?

- Ну вот так. Я до сих пор не понимаю, как. Режиссёр мне сказал, что такое впервые в его карьере.

Триумф в Москве

- А в Москве тебя ставил «Театр на Юго-Западе». Как это случилось?

- В сентябре 2014 года я возвращался через Москву из Донбасса, где был ополченцем («АиФ-Челябинск» писал об этом. - Ред.). Получил письмо от режиссёра Валерия Беляковича: «Хотим поставить вашу пьесу «Пятница, день перед субботою», приезжайте договор заключать». И вот я еду через всю столицу, грязный, худой, обтрёпанный. Так к нему и заявился. А у Беляковича всё быстро, на ходу, моментально. Через месяц-два он позвал меня на премьеру!

- Как прошло?

- Да в каком-то угаре. Это была, естественно, уже не моя пьеса. Он назвал её «Игра в кубики». У меня события развиваются в тюремном детском садике, там дети, рождённые в тюрьме. И один из мальчиков, фантазируя, говорит всем: «А мой папа - Путин!»

Белякович этот подтекст довёл до абсолюта: у него тюрьма, решётка, дети играют огромными деревянными кубиками, и Путин там действует. Получилось профессионально, круто, актёры роскошно играли. И зрители приняли хорошо.

Меня тоже представили публике. Я краснел и бледнел. Тем более у меня в зале сидели друзья: один продюсер на «Первом канале», а другой - спичрайтер в администрации Медведева. А тут спектакль про Путина. Ну, они с юмором ребята. Спектакль и сейчас с успехом идёт.

- А кто сейчас вообще ходит в театры, на твой взгляд?

- Ну, половина - это театралы. Другая половина - это зрители, которым хочется отвлечься, хохотнуть. Сейчас драматурги с именем пишут для антрепризы и сценарии для сериалов. Там несложно, там деньги, всё с гарантией. Никто этого не стесняется. А мне хочется говорить о вещах серьёзных, хочется правды, искренности, как в 1990-е.

Досье

Окончил факультет журналистики УрГУ. Автор трёх прозаических и поэтических сборников, 40 пьес. Финалист и лауреат таких драматургических смотров, как «Любимовка», Володинский фестиваль, «Евразия», «Премьера. txt», конкурса Центрального академического театра Российской армии «Армия России: война и мир». Спектакли по его пьесам ставились в Мурманске, Днепропетровске, Омске, Москве, Севастополе, Новосибирске, Красноярске, включались в программу театральных фестивалей «Золотая маска Плюс», «Полярная звезда», «Театральная весна», «Сибирский транзит». Егору Черлаку 52 года. Женат, двое детей.

Кстати

Владимир Спешков, театральный критик, эксперт фестивалей «Золотая маска», «Ново-Сибирский транзит», «Арлекин» и других:

«Егор Черлак - современный драматург, пишущий о современности. Он не боится реальной сегодняшней жизни, она ему интересна. Это не так уж часто встречается. И это сложно. Фэнтези, ужастики или мыльные оперы, на мой взгляд, сочинять намного проще. А настоящий реализм, художественный, требует человеческого и творческого бесстрашия. Черлак знает эту жизнь в её бытовых деталях, но в лучших своих пьесах («Ипотека и Вера, мать её», «Я тя лю», «Три любви тому назад») от быта переходит к бытию. Просто театр должен найти ключ к его драматургии (к Вампилову или Петрушевской тоже ведь нашли не сразу). Должен появиться режиссёр, который создаст некий канон театрального прочтения пьес Черлака, тогда и постановок станет больше».

«АиФ-Челябинск» в социальных сетях:

Twitter аккаунт; страница ВКонтакте; профиль на Facebook.

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно


Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах