Портрет в России больше, чем портрет. После института ни в одной из школ не задерживался. В первой из-за самого Пушкина пострадал. Скупил во всех книжных магазинах его портреты, Брежнева в коридор выставил, Пушкина детям вернул. Директора утром на скорой увезли, меня в вытрезвитель доставили. Влили поллитру, зафиксировали степень опьянения, под душ сунули и полы драить, мусор таскать. В напарниках у меня сторож церковный был, его потом за ящик восковых свеч выкупили. Я из того ящика сорок одну свечу утаил, с ними на свободу и вышел. Во второй школе организовал вечер памяти Александра Блока, дети читали «Стихи о прекрасной Даме» при свете восковых свеч. Выперли с треском и за вечер, и за свечи, и за Даму. В третьей на портрете Горбачеву волосы нарастил, не повезло Михаилу Сергеевичу, через неделю заметили, побрили наголо и погнали вон! В конце концов диплом поменяли, черным на сиреневом фоне вывели: «Без права преподавания истории и литературы в школах города и области». Ладно, талант учителя не отобрали.
Родители у меня пиротехники, дальний родственник радио изобрел, дед у Колчака служил, бабушкин брат конюхом в цирке работал. Николай Рубцов надоумил. Напился я в стельку и стал у портретов совета просить. Люди давно от меня отвернулись, а портреты не бросили. Не зря в народе говорят: «Портрет в России больше, чем портрет». Пошуршали, кто стариной, а кто поближе, и решили единогласно. Математика – единственное бомбоубежище для таких идиотов, каким я на сегодняшний день являюсь. В первый день моего математического стажа школу заставили отменить занятия и отправиться на уборку дороги, что ведет к обкомовским дачам. Я прикинулся Панфутием Чебышевым, позвонил директору из автомата, представился по всей форме, сказал, что проездом. Она разрешила не отменять лекций по теории чисел. С тех пор в этом кабинете портрет Чебышева с личным автографом висит и улыбается. Обкома нет, дорогу в тропу пенсионеров переименовали. Меня на районном совещании учителей хотели в пример поставить, передумали, периметр не тот.