Вся жизнь - театр! Для кого-то это афоризм, для других - лозунг, но есть в Челябинске человек, для которого это выражение - простая констатация факта. Других таких людей, вероятно, в театральном мире нашего города нет.
ЧЕЛЯБИНСКИЙ драматический театр существует с 1924 года. А Исаак Германович ГИТЛИН работает там с 1937 года. И трудится в театре до сих пор. Был дирижером, занимался подбором музыки к спектаклям, да и поныне за это ответствен.
Столь долгая жизнь вместила множество событий. И сталинские репрессии, и участие в Великой Отечественной войне, и встречу с Олегом Поповым, и конфликт с Монсеррат Кабалье. Неизменной оставалась лишь работа в театре.
Для Сталина искали веревку покрепче
- КАК ТОЛЬКО узнал год, когда началась ваша работа в челябинском драмтеатре, сразу же вспомнил, что это был разгар сталинских репрессий. Вы замечали все эти страшные реалии или, как уверяют некоторые, для обычных граждан текла обычная жизнь?
- Как было не заметить... Кстати, меня хотели принять на работу 8 марта 1937 года, но я этому воспротивился. Думал, как так - начинать трудовую биографию в дамский день! Настоял, чтобы оформили меня с 10 марта. Был скрипачом в оркестре и до сих пор помню, как чекисты увели прямо из театра двух моих коллег - флейтиста и контрабасиста. Флейтист был вообще милейший человек, у него осталось двое детей. Назад мои коллеги не вернулись, их реабилитировали лишь посмертно.
Или однажды сидел я с рабочими сцены, они что-то там монтировали. На сцене же находилась большая статуя Сталина, которая мешала работе. Один рабочий говорит: "Ребята, надо Сталина приподнять немного", а другой ему отвечает: "Ага, только веревку покрепче найдем". Тут встает третий и заявляет: "А знаете, что вам за такие речи будет?" Еле-еле остальные его уговорили не идти никуда доносить. Я сам сидел испуганный. Боялся, как бы не втянули меня в это дело.
Но в ту пору проработал я в театре немного, в 1939 году был призван в армию. А там уже и война началась. Под Тихвином на Ленинградском фронте меня контузило, получил осколочное ранение и с 1943 года после трудармии опять стал работать в челябинском драмтеатре. Так что стаж у меня не в 70 ровно лет получается, а с перерывом.
- Но даже с этим своеобразным антрактом он более чем солидный! Странно, что вы не получили никакого звания...
- Подавали на меня заявки, Наум Орлов хлопотал, но... Из-за отца звания я так и не получил. У меня же отец был репрессирован в 1953 году. По тому самому "делу врачей". Он работал детским врачом в больнице МВД. Семья медиков, можно сказать. Мама моя была фармацевтом, а сестра - музыкальный педагог. Я пошел по стопам сестры, поступил в музыкальное училище. Но и много позднее сталкивался с людьми, которых лечил мой отец. Как-то мне сделали очень удачную операцию, даже шрама не осталось, причем, по иронии судьбы, хирург носил фамилию Шрамченко! Так вот, он признался, что в свое время его лечил мой отец, Герман Гитлин.
Просидел отец за решеткой два месяца, пока дело не закрыли. Начальник тюрьмы приходил к нему каждый день, чуть ли не извинялся, и, когда отца наконец освободили, тот начальник тюрьмы лично позвонил нам домой с радостной вестью. Люди разные и тогда были - и доносчики попадались, и те, кого совесть мучила.
Стал называть ее просто Кобылье
- ОТКРОВЕННО говоря, я впервые узнал, что в нашем драмтеатре был оркестр. То есть ко всем спектаклям шла живая музыка?
- Не ко всем, конечно. Но, например, к первому моему спектаклю "Как закалялась сталь" точно было оркестровое сопровождение. Оркестр был внештатный, многие музыканты работали в училищах, или же мы приглашали музыкантов из военных духовых оркестров. Бывало, прихожу, зову, а у военных или учения, или маневры, или еще какая напасть. Однажды двух певцов из церкви привел, а мне говорят: "У вас там кто-то из церкви поет, нехорошо..." Но я отрезал: мол, коли поют, значит, так надо! Был случай, когда на носу спектакль, а, к примеру, баянист говорит: "У меня день рождения, никак не могу играть". И я тогда бегаю, ищу замену. Словом, дел было много! Иногда даже реплики актерам подавал, когда еще суфлерские будки были.
- То есть были в театре самым незаменимым человеком?
- Да всякое было! На гастролях нашего театра в Москве срочно понадобился акробат-кульбист. Пошел я в управление цирков, подвели меня к группе людей, я объяснил, в чем нужда. Какой-то мужчина говорит, обращаясь к товарищу: "Ну съезди с ними, денежку хоть заработаешь!" Тот согласился. А мне потом шепчут: "Ты хоть узнал, кто тебе кульбиста помог уговорить? Это же Олег Попов!" А я его без грима и клетчатой шапки и не узнал!
В другой раз были мы в Воронеже, сидим в гостинице, к нам обращаются: "Тут женщины две приехали, просят устроить их в гостиницу, говорят, что артистки. Не глянете, точно ли артистки?" Я глянул - оказывается, это Елена Образцова и Тамара Синявская, жена Муслима Магомаева! Они на машине с юга ехали. Выручили их, конечно!
- Наших дам выручили, а с Монсеррат Кабалье, говорят, чуть ли не поругались?
- Не совсем так. Когда она приехала в Челябинск, то потребовала, чтобы на сцене непременно был дирижерский пульт, на который она могла бы опираться. Женщина-то тучная, да еще прихрамывает. Стал я носиться по городу, еле-еле нашли пульт в оперном театре - тяжеленный! Отдельно машину для него пришлось заказывать. А Монсеррат вышла на сцену, оперлась на рояль, а к пульту даже не подошла! Я потом жаловался директору, а разговор наш случайно услышал ее администратор, возмущаться начал: "Это кто такой, - говорит, - чтоб на нашу диву ругаться?" Я тоже обозлился и с той поры стал называть Монсеррат Кабалье не иначе как Кобылье!
Но не нужно думать, что я со всем гастролерами так воюю - нет, прекрасно удалось сработаться и с Малым театром, и с театром цыганской песни и танца "Ромэн", да со всеми, сколько их ни было в течение моей жизни в театре! Я однажды подсчитал: директоров на моей памяти сменилось 13, главных режиссеров - 15, а всего довелось мне поработать с 1937 года с 300 сотрудниками театра. Как-то сел и составил даже их список, вспомнил всех - вплоть до фамилий, имен и отчеств!
Цветы нес в портфеле
- ДАЙ бог каждому такую память в вашем возрасте! И подобную работоспособность. Знаете какой-то секрет, переданный родителями-врачами?
- На память и правда не жалуюсь, хотя бывает, что хорошо помню то, что было много лет назад, а вчерашние события восстанавливаются иногда с трудом. Но это известное явление. Сплю не больше четырех часов в сутки - сказывается давняя контузия. Но таблетки всякие, снотворное не люблю, не признаю! Был у нас актер Галин, так он все новинки фармацевтические скупал, у него в гримерной весь подоконник склянками заставлен был! "Пусть стоят на всякий случай", - отвечал он, когда его просили убрать наконец всю эту аптеку.
Но кое-какие секреты у меня действительно есть, вот вам мой совет из собственной практики: если мучает кашель, не спите на спине!
- А может, у вас бессонница от того, что столько пережить довелось? Вы живете больше воспоминаниями или нынешней реальностью?
- Да я каждый выпуск новостей просматриваю! Газеты регулярно читаю. Вот тут опять в центре внимания ближневосточный конфликт, который, я думаю, бесконечно будет длиться. Ко мне приезжают знакомые из Израиля, успокаивают: "У нас все нормально". Какое там нормально, если ракеты с неба сыплются?! Да, много чего в мире творится... И документальные фильмы я люблю, в отличие от художественных, наверное, потому, что там жизнь отражена точнее.
- В том, советском, времени было спокойнее?
- Скорее веселее, что ли... Карточная система была, а жили веселее. Спекуляции этой не было. К порядку приучали тверже. Вот вам пример - я еще тогда совсем юным пареньком был. Иду по улице, взял, да и плюнул мимо урны. А на всех урнах тогда значилось: "Урна - твой друг! Сплюнь в нее!" Да-да, не смейтесь, именно так и писали! И меня за плевок мимо урны задержали, привели к отцу на работу, застыдили! Но все равно хорошо, что никогда уже не повторится 37-й год и все те ужасы!
- Все-таки несправедливо, что вам так и не дали никакого почетного звания...
- Тогда звание трудно было получить, не то что сейчас, когда и Пугачева, и Басков какой-то звания имеют. Нынешний главный режиссер театра Владимир Гурфинкель обещает устроить мне чествование, а я не хочу! Нет, так-то меня не обижали в театре, еще в 1975 году чествовали. Бросают цветы на сцену, я руки протягиваю, а это розы! С шипами! Стал их на сцену кидать, мне говорят: "Исаак Германович, что же вы цветы-то роняете?" "Ну их! - отвечаю, - все руки мне искололи!" Девушкам нашим потом цветы раздал, но часть все-таки домой принес. В портфеле!
Евгения Грибкова. Почему мужчины боятся сильных женщин? 
VIP-опрос