В Челябинске представили аппарат, напоминающий «умные часы». Он может заподозрить, что человек болен коронавирусом. Аппарат измеряет пульс, температуру, насыщенность крови кислородом. Устройство также само может вызвать скорую помощь в случае опасности.
Создал аппарат кандидат биологических наук Юрий Корюкалов. Это уже не первое изобретение челябинца. В своё время он разработал аппараты для лечения и профилактики болезней позвоночника. Они используются более чем в 50 странах мира.
Как же удалось небольшому предприятию выйти на зарубежные рынки? Чему нам надо поучиться у американцев и китайцев, а чему – им у нас? И как пандемия рождает новые возможности для бизнеса?
Время от времени нужен пинок
Корреспондент «АиФ-Челябинск» Эльдар Гизатуллин: – Правда ли, что над первым аппаратом вы задумались, потому что сами страдали от болей в позвоночнике?
Юрий Корюкалов: – А все изобретения появляются, когда надо решить какие-то личные проблемы. Я в 2000 году подрабатывал летом – вместе с отцом делали металлические ворота. Приходилось таскать листы каждый весом по 50-70 килограммов, так что в итоге я сорвал спину. Почти три дня просто валялся, даже ходить было больно. Спасался тем, что на кулаках лежал, чтобы мышцы хоть немного расслабились.
А осенью на факультете, где я учился, начался курс мануальной терапии. Тогда это было относительно новое веяние, которое меня заинтересовало. Да и помогло. Я вообще восприимчив к новому. В детстве меня лечили в основном, как и всех, химическими препаратами, и здоровья от этого не прибавлялось. Поэтому меня увлекло направление, где всё тело рассматривалось как единое целое (ведь нельзя сердце, например, отделить от почек). Неправильно, когда посещаешь по 8-10 специалистов, чтобы разобраться со своим здоровьем, и каждый прописывает что-то своё. Получается разрозненная картина терапии, в которой можно только запутаться.
Когда я начал заниматься всеми этими вопросами, в результате у меня и моего друга и однокурсника Виталия Денисенко родилась идея создания аппарата для терапии позвоночника.
– Начать своё дело в медицинской сфере, наверное, особенно сложно?
– С одной стороны, выгоднее, чем где-либо, потому что люди болеют всегда. С другой – здесь огромное количество преград для выхода на рынок. Надо получить кучу сертификатов, лицензию на производство медицинского изделия, многое другое. Всё это стоит больших денег.
– Но дело, вероятно, не только в деньгах…
– В России таланты сделали множество открытий. Мало кто знает, что, например, электрическую лампочку изобрёл Александр Лодыгин, а Эдисон купил у него патент и умело его коммерциализировал. Мы генерируем идеи, но нам сложно их внедрять. Хотя новое поколение, к которому хочется причислять и себя, этому учится.
Госинституты только начинают оказывать по-настоящему эффективное содействие бизнесу, хотя в плане методической помощи пока слабы – в силу малого опыта. Я давно участвую в различных форумах, слётах и могу сказать, что где-то до 2013 года формат был такой: поговорили, обменялись опытом и разошлись. Лишь в 2015-м ситуация начала меняться, и импортозамещение, развитие новых производств обрело реальные очертания. Всё-таки нам нужен время от времени пинок.
И если станут развиваться такими темпами, как сейчас, то через десять лет будет совсем другая картина. Однако и сейчас нам помогали в патентовании, сертификации продукции за рубежом, а также способствовали тому, что мы вышли на крупную европейскую площадку.
– А чего же не хватает, чтобы страну знали не только как экспортёра нефти и газа, но и производителя той же современной медицинской продукции?
– Не хватает маркетинга, в чём очень сильны американцы. А вот Китай умеет хорошо производить. Мы же – создавать. Если будем учиться и у тех, и у других, то станем успешно развиваться.
Выбор между Москвой и своим делом
– Не было моментов, когда хотелось всё бросить?
– Переломный момент был в 2012 году. Мне предложили работу в Москве с хорошей зарплатой в крупной федеральной компании. Совпало ещё, что и жене надо было тогда рожать. Ресурсов на развитие продукта практически не было. Вот и возникла дилемма: ехать в Москву или заниматься своим делом. Я сделал свой выбор. Хотя полтора года были очень тяжёлыми, уровень дохода упал почти в два раза.
– Зато сейчас вы продаёте свои разработки даже за рубеж. Областные власти призывают наши предприятия развивать экспорт, а вам это уже удалось. Каким образом?
– Продаём в 51 страну мира. Экспорт – более сложная тема, чем рынок России, хотя и более интересная, ведь надо учиться другому уровню конкуренции, новым требованиям. Например, в России привыкли к не особо комфортной терапии, что, кстати, хорошо – можно использовать больший спектр терапевтических средств. А за рубежом считают, что терапия должна быть мягкой и максимально безболезненной.
Разницу можно объяснить на примере психотерапии. Можно проводить её жёстко, провоцировать пациента, зато в результате от невроза избавишь человека за два-три сеанса. А за рубежом с вами будут говорить спокойно, потихоньку, раскрывать корни в детстве, а по сути – качать с вас деньги, потому что такие разговоры можно вести и год, и два, и три. Мы же за более действенный способ.
– Как же всё-таки о вас узнали за рубежом?
– Я записал несколько роликов для YouTube на английском языке. Где-то через полгода нам написал предприниматель из Словакии – выходец из Советского Союза. В Европе он продавал аппликаторы Кузнецова. У него самого была грыжа, так что он заинтересовался нашими разработками. В итоге сам их опробовал, оценил и стал продавать.
А когда курс доллара начал расти, вся наша дилерская сеть встала, и мы окончательно решили сделать ставку на экспорт.
Всем, кто хочет выйти на внешний рынок, я бы посоветовал использовать площадки, где можно размещать информацию о продукции – лучше специализированные, где уровень доверия выше. А на обычных много китайцев, которые любят копировать.
Куда пальцами не добраться
– Вы упомянули, что у словацкого предпринимателя была грыжа, так что личная заинтересованность сыграла свою роль. Раз речь идёт о здоровье, такие моменты, наверное, облегчают контакты?
– У нашего первого инвестора была травма позвоночника. Со здоровьем у него всё было хорошо, но тема его, что называется, интересовала. Сам он был далёк от медицины и в итоге вышел из проекта. Это тяжело – заниматься новыми технологиями. Если бы мы сделали просто очередную новую ортопедическую подушку, это было бы многим понятнее.
Поясню, что если имеется серьёзная проблема с позвоночником, то надо, конечно, обращаться к специалисту. Но обычно это 15-20% случаев. А если просто заболела спина, есть сколиоз, тяжесть в воротниковой зоне, тогда наши технологии позволяют прорабатывать мышцы, в домашних условиях пройти терапию при ущемлении нерва, грыже, остеохондрозе. Аппарат позволяет добраться до глубоких мышц, которые не достать пальцами – расслабить, а потом при помощи упражнений вернуть позвонок на место. Укрепляется мышечный корсет, связочный аппарат. В комплексе такая терапия даёт хороший результат.
В итоге можно разгрузить специалистов, чтобы к ним шли действительно со сложными проблемами.
– А как получилось, что вы так оперативно создали своего рода «умные часы», которые помогут диагностировать коронавирус?
– Это нейротрекер, который мы на самом деле разрабатывали с 2016 года. Просто так совпало, что эта разработка эффективна и для диагностирования коронавируса. Изначально нейротрекер предназначался для измерения пульса и электрической активности кожи. Но затем, когда возникла ситуация с пандемией, мы доработали устройство, расширили количество сенсоров (вплоть до ЭКГ и инфракрасных датчиков), чтобы обеспечить больше потребностей людей в телемедицине. Данные с нейротрекера помогут врачу поставить диагноз.
Так что любой кризис – это действительно новые возможности. Главное – ими правильно и вовремя воспользоваться.