Достать руку из мясорубки. Врач – о заборных травмах, Илизарове и Пакистане

Южноуральские врачи нередко выезжают в регионы и страны со сложной обстановкой – будь то Донбасс или дальнее зарубежье. Один из наших земляков в своё время несколько лет проработал в Пакистане.

Главный детский травматолог Челябинской области, заслуженный врач России, кандидат медицинских наук Олег Стариков работал с Гавриилом Илизаровым, спасал пациентов в Карачи и до сих пор совершает настоящие чудеса, возвращая детей к жизни после тяжёлых травм.

Его все называли «шеф»

Корреспондент chel.aif.ru Эльдар Гизатуллин: Во время работы в Кургане довелось ли вам пообщаться с Илизаровым?

Олег Стариков: Конечно. Я работал там с 1985 по 1998 год. Семь лет проработали вместе. И учился у него, и консультировался. Илизарова все называли шефом. После командировок он обязательно осматривал всех пациентов. Консультация могла быть и днём, и вечером, и в полночь. Работоспособность у шефа была колоссальная.

Изначально я хотел быть детским хирургом. Но мест не было – вообще нигде. В те времена надо было три года где-то отработать. Пришла разнарядка на три места в Кургане. Друзья похлопали по плечу со словами: «Ну, это на всю жизнь!». Мы думали, что отработаем положенное и вернёмся. Травматология и ортопедия на тот момент ассоциировалась со всякими там, знаете, запахами, гипсом, гирьками. А в институте Илизарова увидели просто космос! Технологии Илизарова опередили современников на 50 лет точно. Туда приезжали на учёбу врачи из стран Восточной Европы, потом из Западной – из Италии, Германии. Даже из США. Было приятно осознавать, что оттуда едут сюда. Даже сам институт выглядел необычно – здание было построено в виде снежинки. Илизаров ведь сам проектировал дизайн.

– Так что распределение обернулось большой удачей?

– Да, и слова друга, что я попал на всю жизнь, оказались в какой-то мере пророческими. Речь идёт не просто о методике, но о целой философии. Очень эффективная методика, малоинвазивная, от неё практически не остаётся рубцов. Недостаток лишь один – нужна внешняя фиксация.

Богатые прививок не боялись

– У вас потом был и другой необычный опыт – работа в Пакистане…

– В российско-пакистанском Центре ортопедии работали наши коллеги. Мой товарищ, который там трудился, в какой-то момент устал и попросил его сменить. Я не отказался, хотя предупредил: «А как же язык? Там бывшая английская колония, а я немецкий учил». Но товарищ меня успокоил: «Поживёшь – научишься!». Так и получилось.

Пробыл в итоге в Пакистане, в городе Карачи, два года. В тот момент я работал в городской больнице № 9, а тот, кто прошёл «девятку», его чем-то испугать трудно. Обстановка в чужой стране была непростая. Из-за пуританских мусульманских взглядов населения вакцинация мало распространена. Приходилось сталкиваться с мнением, что, мол, все беды от белых. В результате много детей со спинальным паралличём. Но это коснулось, в основном, бедных. Богатые пакистанцы быстро все сообразили – детей они прививают. А вот среди малоимущих очень много случаев остаточного полиомиелита – как правило, поражение нижних конечностей со значительными деформациями суставов, нарушениями мышечного баланса. Приходилось делать много уровней коррекции при помощи аппарата Илизарова, чтобы ноги сделать опорными.

Падают и тонут. Какие опасности поджидают детей в летние каникулы Подробнее

Осмотр женщин через одежду

– Удалось наладить общение с местными?

– Народ не истеричный, дисциплинированный. Меня называли – Big Russian Большой Русский Часто говорят: «На всё воля Аллаха!». В распорядке дня есть что-то похожее на испанскую сиесту – из-за жаркой погоды вся жизнь с часу дня до пяти замирает.

Хотя многое удивляло – в том числе, в медицинской практике. Например, у нас специальный механизм вдевает нитку в операционную иглу, а там медбрат это делает вручную. Кстати, медсестёр там нет – только медбратья. И вообще везде работают лишь мужчины – и в магазинах, и в парикмахерских. В один из отпусков я набрал у нас игл и привёз в Карачи – они произвели на всех такое впечатление, что одна из партий пропала.

А вообще инструментарий у них хороший. Есть собственный завод по выпуску этих изделий. Аппараты тоже местные делают, и иногда копии получаются лучше зарубежных аналогов.

– То есть, они уже тогда занимались своим импортозамещением?

– Да, там многое производство локализовано. Если нам надо много времени на раскачку, то там всё происходит быстрее. Есть в Карачи и свой сталеплавильный завод. Но опять же менталитет влияет даже на производство – если намаз, то все рабочие прерываются на молитву.

– Среди пациентов были женщины – их родственники не возражали?

– Осмотр женщин только через одежду. Правда, в операционной под наркозом, конечно, раздеваешь – как же иначе.

После я уже в свою очередь попросил друга сменить меня и перестал ездить в Пакистан.

Санавиация – не выход?

– Помимо физических аспектов, есть ли психологические сложности при работе с детьми? Какие они – маленькие пациенты?

– С ребёнком надо войти в контакт. Дети, как правило, никогда не врут – если уж болит, то скажет и покажет. С другой стороны, дети ещё и фантазёры – если кто-то на что-то жалуется, его сосед по палате может «собезьянничать». Кто-то плаксив, кто-то стоически всё переносит.

Но самое тяжёлое – это когда дети поступают после тяжёлых травм. Например, после ДТП или падений с высоты. Периодически к нам поступают подростки после попыток суицидов. Остаются живы, но качество жизни потом будет иное. Когда тело падает и ударяется о препятствие, внутренние органы по инерции продолжают движение – внутри всё рвётся, ломается… Очень сложно не только помочь, но и потом объяснить ребёнку, что он натворил. И его родителям.

– Где чаще дети получают травмы?

– Везде, где только можно. Часто встречается «заборная травма», когда хватаются за острые края металлического забора и повреждают пальцы – сухожилия полетели. Очень сложно их восстановить. Был случай, когда рука ребёнка оказалась в мясорубке – пришлось осторожно снимать аппарат, не используя «Болгарку», чтобы избежать ожогов.

Электросамокаты – зло? Эксперты – об опасности нового увлечения молодежи Подробнее

– А производственные травмы были в вашей практике?

– Конечно, в «девятке». Помню тяжелейший случай – привезли парня с завода. Мужчину буквально зажевало трубным станом. Пострадало предплечье, нижняя конечность со скальпированием кожи. Да еще открытый перелом. Стопа оказалась тёплой – кровоснабжение сохранилось, поэтому решили отказаться от ампутации и спасать ногу. На кисти удалось сохранить ладонь и один палец, а ногу собирали, что называется, по кусочкам. Лечение и реабилитация заняли много времени, но в итоге всё срослось. Нога хоть и не в идеальном состоянии, но осталась опорной, а главное – своя, живая.

– Как можно улучшить травматологическую службу? Есть ли подходы в других странах или регионах, которые можно позаимствовать?

– Есть ведь госпитальный этап и догоспитальный. Основная проблема – гибель пациентов именно на догоспитальном этапе. Иногда привезут не туда, там возникают осложнения, затем везут к нам. Пути доставки, её способы – тоже проблема. Влияют и наши дороги, погодные условия. Даже конфигурация области – например, из Аши ближе везти в Уфу. Но там хоть и лечат, но долечивать нам приходится, поэтому логичнее сразу к нам доставить пациента.

– А санавиация не выход?

– Вертолёты летают в дневное время и при определённых погодных условиях. Думаю, может держать на узловых станциях прицепные санитарные вагоны со всем необходимым оборудованием? Да, это сложно, затратно. Но главное ведь сохранить жизни. Населения у нас не так много, так что важно сохранить жизнь на догоспитальном этапе. Нужны значительные влияния в медицину. Сами знаете, что и по М-5 иногда трудно доставить пациента, а от трассы 50-70 километров вглубь, там иной раз и электричества-то нет. Расстояния большие, а населения мало.