Не так давно архив в массовом сознании воспринимался как место, где люди сидят в тихих кабинетах, перекладывают бумаги, а в хранилищах пылятся документы. По мнению заместителя по науке директора Государственного архива Челябинской области Николай Антипина, сейчас в обществе сформировался совсем другой образ архива – позитивный и открытый. Интервью с Николаем Антипиным – на сайте «АиФ-Челябинск».
Где-то в тихих кабинетах?
Инна Панкова, CHEL.AIF.RU:Николай Александрович, как получилось, что тема архивов стали медийной? Ведь раньше долгое время архивы жили свой жизнью, а СМИ – своей, и они практически не пересекались.
- Мне кажется, это веяние времени. В обществе в определенный момент сформировалась потребность в той информации, которую может предоставить архив. С другой стороны, появилось и обратное течение: архивы в сотрудничестве с прессой увидели для себя пользу и перспективы.
Пресса отражает интересы общества, артикулирует этот запрос. Надо сказать, что всегда в нашем городском пространстве были люди, которые отвечали за исторические темы. Долгое время это был Владимир Стейгонович Боже, и он давал комментарии для прессы по историческим вопросам, вел большую просветительскую работу.
В архиве тоже были и продолжают работать такие сотрудники – Галина Николаевна Кибиткина, Елена Павловна Турова. Если говорить официальным языком, это входило в их функционал – работать с прессой. И сейчас есть набор спикеров, которые отвечают на вопросы, связанные с историческими темами. Одна из функций архива сегодня – популяризация и публикация архивных документов. И в этом смысле пресса – наш первый помощник: у нас есть план по сюжетам в газетах, на ТВ и на радио, есть план по публикациям наших сотрудников.
Никому не отказывать
– Какие темы архив может предложить для освещения в СМИ, для обсуждения в обществе?
– Например, традиционно юбилеи каких-то исторических событий становятся поводом к разговору. Или надо прокомментировать важное событие, которое появляется в повестке: например, в прошлом году возникла тема захоронений на Золотой горе, и мы давали свои комментарии.
В прошлом году мы для себя решили, что надо отметить дату 100-летия революции 1917 года – ведь это был переломный год в жизни страны. Мы как историки должны внимательно изучать этот период. Если понимать механизмы возникновения революции, это может помочь в дальнейшем избежать подобных разрушительных процессов.
Силами сотрудников архива был подготовлен и издан сборник документов к 100-летию революции. Мы решили не политизировать эту тему, а показать повседневную жизнь края в сложный исторический момент. Много новых документов введено в научный оборот. Все есть в открытом доступе. Читайте и делайте выводы!
В отношениях со СМИ я для себя сформулировал принцип максимальной открытости: никому ни в чем не отказывать, обратился человек – мы должны ему помочь. Это порождает необычный эффект: сначала – редкие обращения в архив, а потом начинается вал интереса к тому, что мы делаем. Возникает взаимовыгодное сотрудничество со СМИ и общественными организациями.
Надо все забыть?
- Когда я изучала документы «Особой папки», то увидела огромную пропасть, которая разделяет секретные документы и газетные материалы того времени, в которых жизнь преподносится только в восхваляющем стиле. А проблемы тех же 30-х годов – голод, дефицит товаров, массовые эпидемии – отражены только в секретных документах. Получается, что открытие ранее неизвестных фактов меняют наше восприятие прошлого.
– Логично, что происходит засекречивание документов – какие-то события лучше рассматривать на расстоянии. Изучением ранее засекреченных документов мы можем скорректировать наши оценки прошлого, но кардинально представление о прошлом, думаю, не изменится. А в целом настоящая архивная революция произошла в начале 1990-х годов: тогда было открыто практически все, что раньше было засекречено.
– Архивы открылись, но все эти документы не были осмыслены в обществе…
– Да, согласен. Это уже другой вопрос. Но, например, были рассекречены документы по тому же пакту Молотова- Риббентропа – и уже стали невозможны прежние однозначные оценки роли СССР в событиях 1939 года.
Или, допустим, в нашем архиве хранятся архивно-следственные дела периода Большого террора – огромный массив документов. К этим документам обращаются родственники пострадавших от репрессий, мы публикуем какие-то материалы, но в целом этот массив не изучен. Он еще ждет своих исследователей.
И каждый раз при обращении к этим документам в обществе то и дело возникают болезненные ощущения. Звучат такие оценки, что мы, может быть, напрасно бередим старые раны, и надо все это забыть. Но, с другой стороны, это открытая информация и каждый имеет право прочитать материалы и сделать собственные выводы.
Это была непоправимая ошибка
- Есть свои нюансы и в изучении архивно-следственных дел. Например, человек не очень подготовленный вполне может прийти к мысли, что сажали и расстреливали правильно, потому что в деле написано: обвиняемый полностью признал свою вину!
– Когда человек приходит работать со следственными делами периода Большого террора, то мы, архивисты, всех предупреждаем, что надо очень осторожно делать выводы, нужно понимать контекст. Доказано, что практически все протоколы и признания обвиняемых были сфальсифицированы.
У нас имеются документы, где сами чекисты рассказывают, как фальсифицировались эти документы. Были и такие сотрудники НКВД, которые боролись за правду и писали в вышестоящие органы о том, что в этой борьбе с врагами народа страдают ни в чем не повинные люди, что из невиновных людей признания выбиваются незаконными методами.
Мы сегодня благодаря документам можем видеть, как работала эта машина террора. Присылались разнарядки сверху, на местах эти цифры увеличивались, то есть виновные были назначены заранее. Я хочу подчеркнуть, что практически все пострадавшие в ходе Большого террора были реабилитированы. Значит, они – невинные жертвы. Это сегодняшняя позиция государства.
– А сами чекисты понимали, что совершают преступление?
– У нас есть дело чекиста Павла Куликова: он сам участвовал в Большом терроре, в 1938 году был арестован, но он добился, чтобы его освободили. В подробной записке он описывает механизма репрессий, и из его записей становится понятно, что основная часть была осуждена по разнарядке. Были списки казаков, раскулаченных, лишенцев… Чекисты брали эти списки – и людей арестовывали.
В следственных делах встречаются документы надзора, когда на допросы вызывали чекистов, которые сами и вели эти дела. Спустя 20 лет они признавали, что да, были «меры физического воздействия» на людей. И часто произносили фразу: «Была совершена непоправимая ошибка».
Кстати, с времени Большого террора прошло почти 80 лет, а в архив стабильно с начала 1990-х годов идут запросы от родственников, которые хотят знать, что случилось с их родными в годы репрессий.
Любовь с первого взгляда
- Как вы объясните всплеск интереса к истории семьи? Сейчас стало модным составлять генеалогическое древо и так далее.
– На протяжении последних лет растет интерес к изучению семейной истории. Люди обращаются к своим корням, это проблема самоидентификации. Человек хочет почувствовать связь поколений, ощутить, что он живет не просто так, а является частью конкретной семейной цепочки. Тут важен сам процесс познания, он увлекателен и практически бесконечен.
– Почему-то в советское время было ощущение, что история страны началась исключительно в 1917 году, а до 1917 года была только подготовка к революции.
– Да, и потом вдруг выяснилось, что история страны насчитывает тысячу с лишним лет, что у нас до 1917 года была огромная страна – с территорией больше, чем при советской власти, что Россия выходила в лидеры мирового развития. И к такой истории людям хочется быть причастными.
– А вы в какой прекрасный момент осознали, что история – это ваше призвание?
- Про себя могу сказать, что у меня еще в детском возрасте проснулся интерес к истории своей семьи, я опрашивал своих близких и дальних родственников, потом позже пришёл в архив. В школе в 8-м классе начал заниматься в научном обществе, которое вела учитель истории Марина Сергеевна Салмина.
Марина Сергеевна посоветовала мне заняться историей русско-японской войны. Я на основе архивных документов написал две научные работы, мы открыли эту тему: Южный Урал и русско-японская война. Ранее к фондам, связанным с темой русско-японской войны, никто не обращался. В 2004 году я занял первое место во всероссийском конкурсе «Человек в истории. Россия, XX век», тогда на конкурс было прислано более 3 тысяч работ.
Помню, составители энциклопедии «Челябинская область» пригласили меня и сказали: «Николай Александрович, напишите статью для энциклопедии». А «Николай Александрович» тогда учился в 10-м классе… В этом году исполняется 15 лет, как я впервые пришел в архив. С тех пор с архивом мы не расстаемся, это была любовь с первого взгляда.
Справка
Антипин Николай Александрович, родился в 1987 году, в 2010 году окончил исторический факультет Челябинского госуниверситета, кандидат исторических наук. Работает заместителем директора Объединенного государственного архива Челябинской области, доцентом кафедры отечественной и зарубежной истории Южно-Уральского госуниверситета. Лауреат премий работникам культуры и искусства г. Челябинска «Золотая лира» (2012), Законодательного собрания Челябинской области в сфере молодежной политики (2013), имени В. П. Бирюкова (2017), VI международной открытой Южно-Уральской литературной премии (2018).
Сто шпионов из села. Как крестьяне стали агентами японской разведки 
Твой отец – враг народа. Как репрессии «ломают» сознание людей 
Арестованный роман. Кто хранил литературное наследие уральского священника 
Ни шагу без галош! Челябинск был «серым» городом в начале ХХ века