- Они ее никогда не видели вживую, представьте, - рассказывал он. - А надо-то всего: спуститься со 2 этажа, да завернуть за угол, рябина во дворе интерната растет. А у детей нет ног, и нету инвалидных колясок.
Слава Богу, у Дениса есть ноги и глаза, и он видел рябину… У Дениса не было рук. Где у обычного человека локти – у него обрубки, культи, с какими-то инопланетными выростами: ими-то он и хватал кисть и размалевывал разделочные доски. Проходили хохлому – писал птицу-тройку, городецкую роспись – выводил красивых райских птиц. И его доски были самые культяпистые, их чаще всего и раскупали склонные к красоте домохозяйки.
Мне похвастались этим воспитанником – Денисом Ивановым. Он как раз должен был выпускаться. Из казенных стен – в бурную жизнь. И я решила, что Денис – великий художник. Надо только ему помочь жить в этой мечте. Нет у него рук – мы станем его руками. Нет покровителей, мамы-папы – мы будем ему крестными феями.
И я начала писать про самородка из Кусинского интерната. С мечтой, но с ограниченными возможностями.
Я организовала ему общежитие, «поступила» в художественное училище, хотя преподаватели качали головами. Я писала о буднях пацана: и с помощью читателей – сумасшедших мамашек, сердобольных бабуль-прихожанок мы вили ему гнездо. Кровать, сенсорная стиральная машина-автомат, кроссовки, куртка на зиму. Справляли новоселье – решили открыть консерву – не оказалось открывашки. И назавтра шквал звонков – вот ему открывашка. Ты, парень, только учись!
Это был 2002 год. Слово «благотворительность» еще не было так затаскано. Никто еще не говорил о социальной ответственности бизнеса. Все помогали Денису от чистого сердца, как помогали бы родственнику. Зацепиться в этой черствой жизни руками-культями, зубами. «Образование – тот же кусок хлеба – рассуждали мне в трубку читательницы.- Только нам не нравится, как он питается! Одни консервы да конфеты.
- Да он просто не наелся сладкого в интернате! – защищала я его.
Потом я винила себя в малодушии. И несколько лет замалчивала эту историю, чувствуя вину.
Сначала он стал прогуливать уроки. Потом…комендантша – острый глаз – засекла в каморке теплую кампанию. Он стал менять мобильники. И.. пропал. Запропастился.
И вот только недавно я поняла, что парню была велика мечта. Придуманная мной и его учителем рисования. Это была не его мечта, не его судьба, ему не так было нарисовано. И он проживал мой черновик. Но никак не свою жизнь.
Потом, стоя на длинных светофорах в пробках, где нищие просят денег, я долго всматривалась в лица и считала конечности и облегченно вздыхала: нет, это не Денис.
И еще в одном я была ой как неправа. Как ему было трудно жить на людях! В режиме он-лайн, на раскрытой ладони. Когда о каждом твоем шаге пишут (ну «Дома-2» да и только). Когда ждут успехов. И надо соответствовать.
А у него был не тот узор на ладони, и линия его жизни шла своим путем.
Денис поменял маршрут. Только вот в этом его сила или слабость?
А у меня были расписаны каждая серия его жизни наперед: вот он рисует задники с художником драмтеатра Дидишвили, его имя в театральных афишах. Я пишу письмо его родителям-алкашам. Да, я очень хотела найти его родителей.
У каждого из нас своя мечта. Своя судьба. Иногда от этой неотвратимости страшно.
Меня снимал Буратино 
Запомню на всю жизнь! Читатели «АиФ» под Новый год совершили чудо 
«Я была на пожаре!» Как три года спустя живет девочка с обгоревшим лицом