Кажется, мы уже избавляемся от представления, что чем больше памятник, тем он лучше. Или гигантомания - неотъемлемый признак нашей страны? Не исключено, что появление на улицах наших городов так называемых малых архитектурных форм - знак того, что нам уже не хочется жить в Государстве. Нам хочется жить в Стране.
Свой взгляд на эту тему - у заслуженного художника России, графика, живописца и скульптора Владимира Мишина. Суждения его иногда довольно резки и спорны, но всегда небезынтересны.
Кто «съел» площадь Революции?
- Профессиональные художники обычно с самого детства обнаруживали своё дарование. Вы тоже, наверное, начинали с того, что малевали рисунки на обоях, вызывая гнев родителей?
- Ничего подобного! Я впервые взял карандаш в руки в 22 года, а до этого о карьере художника и не помышлял. Я ведь был военным лётчиком. После одного неудачного испытания оказался прикован к постели. Вот так от нечего делать и стал рисовать. До сих пор помню свой первый рисунок - это была крышка от чайника. После решил поехать в тогдашний Ленинград и поступать в легендарное Мухинское училище. Поступил туда, правда, только с пятого раза.
- Учились, получается, в эпоху, когда были ещё живы многие советские классики…
- Классики классикам рознь. Я, например, никогда не любил ту же Мухину - это плакат, а не искусство! Вы знаете, что у знаменитой скульптуры «Рабочий и колхозница» чудовищная диспропорция? Их выдвинутые вперёд ноги на 3 метра длиннее, чем ноги отставленные. Понятно, что делалось это ради динамики, и в какой-то мере нарушать пропорции художнику позволительно, но не до такой же степени.
- Но плакатом можно назвать практически все советские монументы, разве не так?
- Верно! И ничего хорошего в этом нет. Гигантомания - это вообще беда нашего искусства. Хотелось всё больше и больше, невзирая на вкус и чисто технические требования. Греки бы в гробу перевернулись, узнав про наши масштабы. Их самая большая статуя - Колосс Родосский (кстати, одно из семи чудес света) был всего 7 метров в высоту. А у нас… Вы знаете, что «Родина-мать» на Мамаевом кургане уже вся покрылась трещинами - не сегодня-завтра упадёт и придавит там последнего ветерана!
- Судя по вашему отношению к советским памятникам, можно сразу догадаться и о ваших политических взглядах…
- Конечно. Социализм я считаю самым настоящим фашизмом. Большевики вообще были авантюристами, которые отбросили страну на сто лет назад. Впрочем, и нынешний строй мне не по нраву. В советское время было хотя бы внимание со стороны государства к искусству. И в так называемой монументальной пропаганде я тоже принимал участие - так моей работой является мозаичное изображение Ленина на здании Роспечати в Челябинске. Это самое большое мозаичное изображение вождя мирового пролетариата в мире.
- А какие советские скульптуры, возведённые в Челябинске, вы считаете удачными?
- Пожалуй, только танк на Комсомольской площади и памятник Цвиллингу.
- Танк? А что в нём такого особенного?
- Речь идёт об архитектурном решении - этот монумент удачно связал всю площадь в одно целое, чего, например, нельзя сказать о памятнике Ленину на площади Революции. Пьедестал вопреки воле автора сделали на 74 сантиметра выше, чем всё испортили - памятник попросту «съел» площадь, сделал её меньше. В Магнитогорске поступили лучше - тамошний Ленин куда удачнее вписывается в площадь. Видите, опять тут наша беда - монументализм!
- Но сейчас обратили внимание на малые формы, ставят необычные скульптуры в человеческий рост…
- Это вы про Кировку-то? Самодеятельность! Это вообще несерьёзный уровень. Уровень подделок, которые понаставил Церетели на Манежной площади в Москве, я их называю грузинскими подделками.
- Стало быть, поддерживаете идею, что произведения Церетели надо убрать из столицы?
- Всем будет только лучше. А с Церетели я давно знаком - был членом экспертного совета от Урала по монументальному искусству, когда он сдавал свои работы. И вообще знаю, кто он и как начинал. В своё время битыми тарелочками стены ресторанов обклеивал - вот и весь его уровень.
Самый тошнотворный монумент в мире - это его Пётр Первый. Вы знаете, что в своё время он хотел сделать памятник Колумбу, но ни одна страна в мире на этот проект не согласилась. Так он быстренько Колумба под Петра переделал. И в итоге появился в столице монумент, который можно сравнить с бомжом, который вдруг втёрся в окружение серьёзных господ в костюмах. А в целом свои церетели есть в каждом крупном российском городе.
- Представьте, что весь Челябинск - в вашем распоряжении. Какие памятники и где вы бы поставили?
- Был период, когда я едва не получил подобную свободу действий. Идеи возникали интересные. Например, установить композицию с элементами цветомузыки недалеко от Шершнёвской плотины. Или идея сформировать вдоль проспекта Ленина целый комплекс небольших скверов, выполненных в едином стиле. Но, к сожалению, эти идеи, как и многие другие, остались нереализованными.
С Микеланджело не по пути
- В мастерской у вас не только скульптуры, но и много полотен…
- Вы вот утром позавтракали? И вам даже в голову не придёт, забыть об этом. Так и для меня - рисовать столь же естественно, как и кушать. Хотя заканчивал я «Муху» по специализации «гобелены и панно». Но, как видите, стал заниматься картинами. Сейчас мои работы выставлены в картинных галереях не только Челябинска, Магнитогорска и Новосибирска, но и в Швеции, Германии, Великобритании, США, Израиле, прочих странах. Только за границей уже более 400 работ.
- Очень много у вас на полотнах обнажённой женской натуры, а вот мужчин что-то совсем не видно…
- Женское тело более пластично. Хотя есть, конечно, художники, у которых были такие пристрастия. Вот, например, Микеланджело просто ненавидел женщин, говорят, из-за того, что заразился от них сифилисом. Даже если требовалось изобразить женскую фигуру, он писал с натуры мужчин, а после просто подгонял пропорции.
Но меня Бог миловал, так что на женщин я не в обиде! (смеётся) У меня было 30 моделей в возрасте от 18 до 65 лет. Правда, в последнее время приходится рисовать по памяти.
- Женщины не хотят быть натурщицами?
- К сожалению, причина в другом. У меня сильно сдало зрение. Всё вижу так, как будто хожу с целлофановым мешком на голове. Один глаз всё видит в голубом цвете, другой - в жёлтом. А когда оба открыты, получается что-то среднее, вот в таком состоянии и рисую.
Названия красок вообще не вижу, сначала выдавливаю, подношу к носу, а потом уж и пишу. Да и интуиция выручает. Многие полотна создаю на основе прежних набросков - так многие художники работают.
- А может ли сейчас художник зарабатывать только писанием картин? Жить лишь творчеством?
- За год покупают у меня одну-две картины, но это мелочи. И я же вижу, по какому принципу покупают - является какой-нибудь богатей, которому просто под подходящий дизайн стены надо заполнить. Купит он у меня картины, повесит и успокоится - этим его общение с искусством заканчивается. Больше он уже картинами не интересуется.
- Но, вероятно, во всём мире таких богатеев большинство, разве не так?
- Дело не только в них. Челябинск - город-форпост, тут искусство вообще никому не нужно. Есть круг лиц, которые чем-то интересуется, но их можно пересчитать по пальцам. Я это вижу по выставкам. Открывается вернисаж, приходит в первый день человек 300 - вот это и есть весь круг.
Уже в последующие дни если зайдёт один человек в день, и то хорошо. Челябинск в этом отношении просто мёртвый город. И народ наш, по меткому выражению Пушкина, «ленив и нелюбопытен». Увы, но это так.
Досье
Владимир Герасимович Мишин родился в 1940 году в Челябинске. В 60-е годы работал художником на Челябинском телевидении, участвовал в создании документального фильма Леонида Оболенского «Иванко-Крылатко», удостоенной Государственной премии.
В 80-90-е годы преподавал в Челябинском художественном училище. Среди работ: мозаика «Завоевание космоса» на фасаде ЧПИ, интерьерная роспись в помещении института «Челябинскгражданпроект», многие другие.
Анатолий Ладнов: "Своих художников не ценят" 
Шагом от Шагала. Что такое видеостихи и «Африканский клуб» 
Юлия Бухарская: Челябинск-Одесса 
Владимир Кучер. Ответ Патриота 
Дмитрий Бавильский: о суровых уральцах, беспринципных москвичах и пике мира