Писатель Максим Бодягин сам выбирает, каким будет для него город, а вот к городским властям относится крайне критично, как и к моде на сериалы из жизни СССР, и призывает постоянно гладить по голове своего внутреннего ребёнка.
Кто видит разрушение Челябинска?
Эльдар Гизатуллин, «АиФ-Челябинск»: Мешает ли вам провинциальность Челябинска? Если да, то как? Если нет, то почему?
Максим Бодягин: Нет, не мешает. Не бывает челябинских или свердловских писателей. Бывают писатели хорошие и плохие. Я не челябинский писатель, я пишу для всех, кто может и любит читать на русском языке. Я русский писатель в этом смысле. В Челябинске же просто физически нахожусь. При этом общаюсь здесь с прекраснейшими и очень талантливыми людьми. Они и есть мой Челябинск.
Вообще, поэт Остин Клеон метко сказал, что в эпоху Интернета всё равно, где ты живёшь и работаешь. Важно, что будет на выходе. В этой ситуации вопрос о «провинциальности» Челябинска вообще не возникает. Есть же Сеть, есть миллионы живых интересных людей, с которыми можно продуктивно общаться. У меня куча виртуальных друзей по всему миру, от Гуанчжоу до Калифорнии. Они честны, по-хорошему придирчивы и не дадут мне впасть в провинциальность.
- Смогли бы вы коренному челябинцу устроить такую экскурсию по родному городу, чтобы он практически не узнавал его?
- Нет, не смог бы. Я потерял интерес к Челябинску. Когда-то я писал тонны статей, пронизанных урбанистическим пафосом, сейчас даже вспоминать смешно. На днях мы сидели с моим другом-архитектором в кальянной, обсуждали разрушение и загнивание Челябинска, и он высказал гениальную в своей простоте мысль: «Люди думают, что власть не замечает признаков деградации города в силу занятости или ещё по какой-то причине. На самом деле всё она видит и всё она знает. Ей просто наплевать. Ты можешь привести сотню аргументов, экспертных мнений и доказанных фактов. А в ответ получишь всего одну реплику: “И чё?”».
Кому нужен «телесилос»?
- Сейчас в моде ностальгия, но есть и те, кто прошлое проклинает. Вставали ли вы когда-либо перед такой дилеммой - обожать ли прошлое или проклинать его?
- Обожать или проклинать - это, как мне кажется, юношеская реакция, а я всё-таки уже бородатый дяденька средних лет, поэтому я так эмоционально прошлое не оцениваю. Я живу не прошлым, а сегодняшним днём и считаю такой подход более продуктивным. Мне кажется, нужно всё-таки разделять культурные объекты советской поры и реальный советский быт. У нас были прекрасные книги, особенно детские, советские книжные иллюстраторы, по мнению экспертов, внесли самый существенный вклад в современное искусство после Татлина и Малевича. Но быт…
Сегодняшнее поколение от 30 и младше не помнит советского быта. Они не помнят, что такое талоны на еду, не чувствуют всю драматичность термина «колбасная эмиграция», когда люди покидали Родину, чтобы тупо отъесться и т. д. Они не понимают, например, что у советских граждан не было квартир в собственности, что в очереди на покупку автомобиля можно было стоять десять лет, что за предпринимательство судили так же, как за педерастию, что, если у тебя не было записи в трудовой книжке, можно было загреметь на цугундер за тунеядство. И так далее.
- Та же тенденция и в кино - что ни сериал, то про «те времена». Откуда такая тенденция, по твоему мнению, и надолго ли её хватит?
- У меня есть несколько любимых книг, которые я периодически перечитываю. Среди них мемуары Сергея Соловьёва (который снял фильм «Асса»), воспоминания Георгия Данелия и роман Василия Аксёнова «Ожог». Как раз их я перечитывал незадолго до того, как начали показывать сериал «Оттепель». Я не смог досмотреть до конца даже первую серию. Фальшиво и плоско.
Недавно в какой-то из соцсетей отечественную теле- и кинопродукцию назвали «киносодержащим продуктом без добавления сценария, диалогов и актёрской игры». Неважно, про что они снимают. Важно, что они очень плохо это делают, и аудитория от них уходит. Рекламные бюджеты сетевых монстров давным-давно больше, чем у телеканалов. Хотят снимать ностальгический «силос» про вымышленный Советский Союз? Пускай. Всё равно они никому не нужны.
Как уберечь ребёнка в себе?
- Когда-то доступ к читателю твоей книги лежал только через издательство. Сейчас книгу можно выложить в Интернет. В этом больше плюсов или минусов?
- Издатель мог твою книгу возвеличить, а мог и погубить. Отношения с корректором и редактором - это отдельная история. От их такта и бережности зависело очень многое. Если интересно углубиться в историю этого вопроса, можно почитать об отношениях с издателями таких титанов, как Достоевский и Чехов. Сейчас писатель избавлен от всего этого, но зато у него возникает дополнительная функция. В наши дни автор должен быть ещё и маркетологом: поддерживать постоянный диалог с читателем через социальные сети, формировать вокруг себя некий авторский мир.
Ведь сегодняшний писатель, в отличие от своего коллеги из XIX века, конкурирует с YouTube, с сериалами, фильмами, кучей других информационных сигналов. И тут бесполезно кликушествовать и голову пеплом посыпать. Это данность, с которой нужно уметь работать.
Что же до печатного издания… По мне, так больше всего греет душу писателя удовлетворённость собственным творчеством и читательская любовь. Приведу пример. На днях в электронной версии выйдет мой давний сборник рассказов «Зелёные холодные уральские помидоры». Я не хотел его публиковать, но меня вынудили читатели, которые хотят видеть этот сборник в общем доступе. Когда ты видишь такую эмоциональную реакцию, чувствуешь, что читатель тебя ждёт, невозможно оставаться в коконе собственных переживаний.
Что касается печатной версии, то система печати по требованию стоит не так дорого: распечатал, поставил на полку - сиди довольный, тёще показывай.
- Вы как-то написали: «Урсула Ле Гуин сказала, что любой творческий человек - это ребёнок, который выжил». Что вы сами вкладываете в это изречение?
- Эта фраза показалась мне глубокой, потому что для творчества нужно сохранить в себе внутреннего ребёнка с его способностью творить без боязни осуждения или надежды на Нобелевскую премию, с его открытостью и честностью. Жизнь-то вокруг несладкая. И эта жизнь убивает в тебе ребёнка, старается его задавить, а ты его укрываешь за стальными дверями, гладишь по головушке, говоришь: «Не бойся, малыш». И как-то он там сохраняется, если у тебя есть для этого смелость и сила противостоять давлению извне.
С другой стороны, в этой фразе есть и слово «выживший». Если ты не боролся, не жил на полную катушку, плыл по течению, тогда, на мой взгляд, не сможешь совершить акт творчества, который разбудит зрителя-читателя-слушателя. Ты не сможешь довести его до катарсиса, если твой жизненный опыт как манная каша без комочков.
Что же до рецептов выживания - как говорил один из моих тренеров по карате: «Все умные книги уже написаны, все умные слова уже сказаны, осталось только начать что-либо из этого делать». Почитайте Библию или буддийские сутры - что вам будет ближе - и «что-нибудь делайте». Это самый лучший рецепт.
Досье
Максим Бодягин. Родился в Челябинске в 1971 году. Окончил филфак ЧелГУ. Был уличным музыкантом, художником в газете, преподавателем боевых искусств, офицером, политконсультантом, журналистом, теле- и радиоведущим. С 2006 года один из самых читаемых блогеров Южного Урала. Автор романа «Машина снов» и биографической книги «Ахмеров: история подвига».
По коням! Какими были правила дорожного движения в Челябинске сто лет назад 
Покупают ли челябинские музеи экспонаты? 
Минус фестиваль. Ольга Конфедерат - о тренировках мозга и культурной жизни 
Другая судьба. Памятник бронзового века мог оказаться на дне водохранилища 
Дмитрий Бавильский: о суровых уральцах, беспринципных москвичах и пике мира