Масштабная деятельность коллектива Ельцин–Центра по организации разнообразных фестивалей, выставок, образовательных и культурных мероприятий активно обсуждается в СМИ и обществе.
И далеко не всегда получает однозначно позитивные оценки.
«Ельцин эту ношу вынес»
Например, совсем недавно режиссер Никита Михалков во время парламентских слушаний раскритиковал Ельцин–центр, который, по его мнению, представляет необъективную оценку истории России.
«На сегодняшний день в Екатеринбурге существует центр, в котором ежедневно происходит инъекция разрушения национального самосознания детей», – сказал Михалков.
Этим заявлением режиссер вызвал в обществе бурную дискуссию о роли и значении Ельцин–Центра. Далеко не все согласны с такой оценкой Михалкова, тем более сам он в центре еще не был. Например, свердловский губернатор Евгений Куйвашев пригласил режиссера Никиту Михалкова побывать в Ельцин–Центре. Он пообещал сам провести ему экскурсию по этому месту и посоветовал доверять только собственным чувствам, а не пересказам.
«Никита Сергеевич! Если бы я знал ваши фильмы только по пересказам, они бы мне тоже могли не понравиться, — написал Куйвашев в Instagram. — Жизнь научила меня, что доверять можно только собственным глазам и чувствам. Поэтому приезжайте в Екатеринбург, лично проведу экскурсию по Ельцин–Центру, вместе сходим в музей Бориса Николаевича. Он управлял страной в сложное время, ему приходилось принимать непростые решения, но как настоящий уралец Ельцин эту ношу вынес. Я горжусь, что принимал участие в создании центра его имени».
В режиме нон–стоп
Думаем, стоит вспомнить и о том, что год назад центр открывали президент России Владимир Путин и глава правительства Дмитрий Медведев.
«Центр задумывался как отражение целой эпохи в истории страны, эпохи радикальных перемен, крайне важных, сложных и, конечно, противоречивых, – сказал на открытии центра Владимир Путин. – Мы сейчас познакомились с экспозицией, и это действительно честный рассказ о том, как строилась современная Россия, с какими трудностями сталкивалась, какие проблемы решала».
Весь минувший год Ельцин–Центр живет по очень насыщенному графику. За год только музей Ельцина посетили более четверти миллиона человек, а всего на многочисленных мероприятиях здесь побывали более полумиллиона гостей. Центр в короткие сроки стал мощной просветительской и культурной площадкой, где буквально в режиме нон–стоп проходят открытые лекции, круглые столы, дискуссии, экскурсии, книжные ярмарки…
Вспоминая «Остров 90–х»
Весной этого года корреспонденты «АиФ–Челябинск» побывали в Ельцин–Центре на фестивале «Остров 90–х», куда были приглашены известные московские журналисты, ученые, общественные деятели. В формате дискуссий и открытых лекций участники фестиваля попытались вспомнить и осмыслить этот исторический период – со всеми его поисками, крутыми переменами, взлетами и падениями.
О вертикали власти …
Главный редактор журнала «Новое литературное обозрение» Ирина Прохорова о том, как в 90–е нам жилось без вертикали:
«Наверно, главный позитивный момент 90–х годов заключался в том, что пришло осознание свободы, как необходимого элемента. Была расчерченная жизнь, и мы сидели в этом ограниченном коридоре уютно.
Мы думали, придёт свобода, сверху спустится манна небесная, и мы будем жить, как современная Германия и Франция. А получили хаос, из которого надо было выбираться. Надо было бросить свою профессию, все навыки адаптации, надо было учиться чему–то новому – это было очень полезно.
Опыт гражданской войны оказался для общества важнее, чем даже ужасы Второй мировой войны. Я хорошо помню разговоры конца 80–х годов: «Хоть бы не гражданская война». То есть общество смогло сказать «нет» идее разделения и не позволило расколоть себя в критический момент.
И потому все как один вышли на улицы Москвы, останавливая танки, говоря, что армия не может стрелять в свой собственный народ. Это революция в сознании. Как сейчас общество отреагирует на подобный катаклизм, мы ещё не знаем.
Да, тогда часть империи распалась, но не из–за Ельцина. Это был естественный момент полураспада, потому что Советский союз создал такую систему напряжения. Сопротивление материала закончилось. Трудно представить, за что надо было хвататься.
Я хорошо помню конец 80–х: исчезло всё, было полное обнищание, в связи с «павловскими» реформами все накопления людей исчезли, был полный раздрай. То, что сделал Ельцин (имеется в виду федерализация) , привело к концу 90–х к важным и позитивным моментам, потому что позволило регионам сконцентрировать ресурсы, начать своё поступательное развитие. Можно было бы открыть другую дверь, я не знаю. Тогда, по крайней мере, её нужно было открывать ещё в 60–е годы. Потому что страна уже тогда была неуправляемой».
О провалах исторической памяти …
Литературный критик Александр Гаврилов:
«Воспоминания о том, с чем страна подошла к 90–м годам, чрезвычайно разняться. Были целые исторические эпохи, не говоря уже об исторических фигурах, которые не то, чтобы были прокляты и заклеймены, а стёрты с карты исторической памяти.
Не существовало всей истории русской церкви, русской философии предреволюционного периода, никакого Владимира Соловьёва, Николая Бердяева, Сергея Булгакова. Не было левого движения, отличного от большевизма, ни эсеров, ни анархистов. Были огромные пробелы, связанные с военными действиями, развёртыванием империи в сторону Зауралья и Сибири.
Это было стёрто для того, чтобы на исторической карте воцарился идеальный симбиоз страдающего крестьянства и отвратительного царизма, который сам собой, без конфликтов перетёк в светлую Великую Октябрьскую революцию и далее – в развитой брежневизм. Поэтому 90–е годы стали временем возвращения информации в различные сферы.
Произведения Виктора Пелевина (романы «Омон Ра», «Чапаев и Пустота» и рассказ «Хрустальный мир», – прим. Ред.) демонстрировали, что история в её подлинных формах принципиально сомнительна. Важная деталь не только исторического, но и общественного, культурного сознания 90–х – ощущение некоторой не 100% реальности происходящего.
Есть ли запрет, который нам объявлен? Мы это хорошо помним по 80–м: ничего нельзя, но всё можно. Музыка «Битлз» и Rolling Stones запрещена, но все желающие с ней знакомы. Джинсов нет, но они почему–то надеты на каждого.
Еды нет, но холодильники ломятся. В ранних 90–х популярна была присказка: садясь за богато накрытые столы, люди говорили друг другу: «Ну, голодовка проходит нормально», потому что система распределения продовольствия в постсоветской России практически коллапсировала.
Роман «Лавр» Евгения Водолазкина, который вышел не так давно, итожит собой разговор о русской истории и её присутствии в вечности. Только что вышел ещё один его роман «Авиатор», посвящённый в большой мере тому, что нам делать с нашей недавней историей. В нём главного персонажа в ходе научного эксперимента заморозили в 1936 году на Соловках, а разморозили уже в 1992 году в независимой России. Выяснили, что разморозить человека можно, но что ему делать дальше?»
О новой лексике, возникшей в 90–е годы
Профессор, доктор филологических наук Максим Кронгауз:
«Современный русский язык с конца 80–х–начала 90–х годов активно изменяется и развивается. Наверное, самая заметная волна (и, может, не самая нужная) – это бандитская лексика. И одна из главных претензий, которая тогда предъявлялась к языку, состояла в том, что русский язык криминализуется. На самом деле, криминализуется не язык, а сама жизнь, а язык служит для разговора об этой жизни.
На фоне огромного количества заимствований эта бандитская лексика необычайно патриотична. В ней можно выделить всего два заимствованных слова, обозначающих криминальные «профессии» – киллер и рэкетир. Все остальное – яркие метафоры. Например, появилось такое слово – наезд. Оно замечательно с нескольких точек зрения. Это слово пережило период 90–х годов. Его первоначальное значение – агрессивное воздействие на коммерсанта с целью отъема денег – изменилось. Теперь оно обозначает любую легкую агрессию, например, повышение голоса в обычном разговоре.
Также в 90–е годы вернулось слово «лимон» в значении миллион, именно так оно употреблялось во времена НЭПа. Здесь не память работает, просто в языке сохранился механизм, который возродил это слово. Еще можно вспомнить слово, пережившее 90–е годы, – крыша. Крыша – это бандит, защищающий коммерсанта от криминальных представителей. Теперь это слово используется в значении «защита вообще» от кого–нибудь, необязательно бандитов. Многие слова ушли, стали реже употребляться, такие как отморозок, базарить, забить стрелку.
В 90–х были разрушены перегородки между литературным стандартом и разными сленгами, и сленговые слова стали проникать в общеупотребительную лексику. Например, слово тусовка, которое успешно прижилось в русском языке. Молодежный сленг отреагировал на это созданием нового термина – «туса» – чтобы как–то отделиться от огламуренной тусовки.
Также 90–е, несомненно, были эпохой расцвета политической лексики. Вот слово, введенное Михаилом Горбачевым, – консенсус, которое тоже ушло после того, как Горбачев сошел с политической сцены. История этого слова – важное свидетельство влияния первых лиц на формирование политической лексики. А вот слова, появившиеся в бизнесе и торговле: занос, откат, распил».
Об одежде…
Журналистка Линор Горалик о том, как одевались в 1990–х:
«Одна дама сказала мне такую прекрасную фразу: «Эх, было время! Вспоминать не хочется, но было весело». Правильное слово для 90–х – «лихорадочность». Это состояние, скорее, неприятное, но в нём есть определённый адреналин. Начали появляться абсолютно новые костюмные коды. Шла ползучая отмена униформы: от школьной формы до дресс–кода на работе. Появились рынки. Новой практикой стала покупка с рук, когда человек покупал что–то, почти не глядя, мерил – не подходило – передавал другому. В 90–е казалось, что надо хватать то, что есть.
Огромное количество людей рассказывают, как они носили чужие вещи. «Основное носимое в 1990–м было носимое мамой в 70–м. У меня был шёлковый эстонский лифчик с лебедями, который мой дедушка привёз бабушке из заграничной командировки до войны».
Стирались не только поколенческие границы, но даже гендерные. «Я носила дедушкины рубашки в клеточку на два размера больше, чем нужно. У нас денег особо не было, поэтому я в основном донашивала вещи брата и старшей соседки», – говорит другая девушка.
Вообще в советской практике одежда, живущая в семье – это важная тема. В ранних 20–х годах происходила похожая вещь. Была переделка вещей. «Я шила себе трикотажное платье, закупившись мужскими вьетнамскими майками огромного размера».
Люди говорят об этом, с одной стороны, как о творческом процессе и как о подвиге, но некоторые из моих интервьюированных говорили, что с тех пор, слава богу, ни разу в жизни не брали в руки спицы.
У гопников из рабочих районов как раз был жесткий дресс–код, но обратный. Они стали носить только советские спортивные костюмы и кеды и, таким образом, выстроили свою принадлежность и решили проблему с недоступностью вещей».
Справка
Ельцин–Центр — общественный, культурный и образовательный центр, открытый 25 ноября 2015 года на территории квартала Екатеринбург–Сити. Одним из основных объектов центра является Музей Бориса Ельцина, посвящённый современной политической истории России и личности первого президента России.
Также в центре функционируют арт–галерея, кино–конференц–зал, книжный магазин, кафе, архив, библиотека, парк научных развлечений.
Ельцин–центр был создан в соответствии с законом 2008 года «О центрах исторического наследия президентов РФ, прекративших исполнение своих полномочий». Учредителем центра выступает администрация президента РФ.
«АиФ-Челябинск» в социальных сетях:
День рождения «рогатых». 15 фактов о челябинских троллейбусах 
По подиуму на протезе. Истории южноуральцев-инвалидов, победивших боль 
Я ВИЧ+. Истории инфицированных южноуральцев 
Вторжение дилетантов. Что такое фальсификация истории? 
С опасного расстояния. «Маленький человек» - новый герой истории (05.05.2012)