Мы беседуем, сидя в строгих креслах. На столике - крохотные, в лучших традициях, чашки крепкого кофе. И наш сегодняшний гость интеллигентен, сдержан, пожалуй, даже строг.
Только лукавый блеск в глазах выдает в режиссере "Манекена" Юрии Бобкове того самого человека, который способен притащить из подворотни на сцену старый ржавый "Запорожец". Просто потому, что, на его хулиганский взгляд, эта развалюха - лучшая сценографика.
Свадьбе помешала репетиция
- Юрий Иванович, это правда, что 25 лет назад вы оставили место ведущего инженера ради должности руководителя театрального кружка?
- Этот факт имеет место быть в моей биографии. И я года полтора успешно скрывал его от родителей (смеется). Кстати, я каких-то пару лет не доработал до заслуженной инженерской квартиры. Благодаря моим "стараниям" даже после того, как у нас с женой родился ребенок, мы жили в разных общежитиях. Она в своем, я в своем. И иногда ходили друг к другу в гости. К счастью, жена имела мудрость и терпение меня понять.
- А у тех студентов, которые сегодня приходят к вам на курс при "Манекене", вы видите ту же увлеченность?
- Ох, не знаю (улыбается). Я ведь дважды откладывал свадьбу из-за важных репетиций. Серьезно! Говорил: "Ну, Вер, ну давай еще чуть-чуть подождем, неудобно, людей подведу!"
Конечно, я не все знаю о моих студентах. Но... пожалуй, таких нет. Или преданность свою они сильно скрывают. То есть они все безусловно талантливы. И все в какой-то степени увлечены театром. Но "в какой-то степени" - это слишком мало. Нам нужны люди, которые однажды сказали: "Все. Я иду в это гиблое дело". Наверное, я очень жесткий человек. Но я знаю, насколько беспощадна профессия, и не могу простить разгильдяйства самому талантливому студенту. Я уже выгнал 16 человек. Сейчас у меня на курсе учится 13. Может быть, закончат три. Значит, так тому и быть.
- Вам приходится прочитывать массу современных пьес. Чего в них не хватает? Сегодня много говорят об отсутствии героя. Вы согласны?
- Вовсе нет. Героем может быть кто угодно. У Шекспира кого только нет! У Толстого, Достоевского. Мне не хватает глубины. Если бы современный автор писал "Анну Каренину", он описал бы любовный треугольник и пару постельных сцен. И все. Ах, да! И самоубийство. Самоубийство - обязательно. То, что я прочитываю, на 90% состоит из крови. Но, простите, а у Шекспира мало крови? А Каренина разве себя не убивает? Но там есть еще толстенный кирпич в 500 страниц, где и заключается философия, прикосновение к жизни. В большинстве современных произведений ее нет. Ну нету, и все.
Талант продали англичанам
- А почему? Некогда? Ценности другие?
- А просто ума не хватает. Таланта. Хотя, конечно, корни пустоты различны. К примеру, в начале 90-х появился еще один важный фактор. Сегодня многое в нашей драматургии делается на английские и немецкие деньги. В их современном театре одно из наиболее популярных направлений полностью держится на чернухе. Сюжет там обязательно разворачивается вокруг голубых, розовых, вокруг изнасилованных мальчиков. Их продюсеры делают и продают это у себя, и они же стали снабжать деньгами наших пишущих ребят. Вот и получается, что какой-нибудь Багаев или Костенко в России своими пьесами ничего не заработает, зато получит грант в Германии и в Англии. И на эти деньги будет рассчитывать.
В советское время почему появлялась хорошая драматургия? Потому что Министерство культуры покупало у автора пьесы, и автор знал, что, если один-два театра его поставят, он будет на год обеспечен. То есть целый год сможет писать новую пьесу. Сейчас никто, кроме немцев и англичан, ничего у него не купит. А тем интересно смотреть на наши помойки, на наших бомжей и проституток. И за это они готовы платить. А мы - пожалуйста! Готовы показывать. Купленная драматургия.
Кстати, подобные пьесы ставят в Москве. Там есть несколько махоньких театров: театр "Док", театр "Практика" - как сами москвичи шутят, от слова "проктология". Туда приезжают 20-30 человек на "мерседесах", которые уже всего объелись, и теперь им забавно посмотреть, как гибнет Россия. В провинции эти спектакли с треском проваливаются. В глубинке люди так плохо живут, что, когда им показывают это все, они жутко обижаются. Мол, да пошли вы, еще издеваетесь. Но самое удивительное, что подобные спектакли считаются спектаклями для элиты. Той элиты, которая вчера в гламурном клубе слушала стеб ниже пояса от Мартиросяна и компании, а сегодня с удовольствием пришла посмотреть на другую грязь.
- Но есть ведь и другой зритель. Те 200 человек, которые во время каждого спектакля заполняют зал "Манекена".
- Я очень счастлив, что есть люди, причем люди самого разного возраста, которые нас понимают, слышат, вместе с нами не любят попсу, дешевые французские комедии. И, наверное, я счастлив, что мне не нужно заигрывать со зрителем ради того, чтобы продать полторы тысячи билетов.
Люди древнейших профессий
- В оном здании с "Манекеном" находится кинотеатр, и вы волей-неволей видите молодежь, которая выстраивается в очередь на "Жмурки" и прочие шедевры. Как вы на них смотрите? Снисходительно? С жалостью?
- Да ничего подобного. Я ведь не такой уж сноб. Это явление времени, которое надо пережить. Такой сейчас период. Смутный, жестокий, острый. Молодежь по-своему реагирует.
Я, кстати, планирую сделать спектакль "Люди древнейших профессий". Профессии эти - полицейский, бандит и купец. Они все очень забавные, очень друг на друга похожи и все в конце концов погибают. Бандита наняли, чтобы он уничтожил бизнесмена, полицейского - чтобы он поймал бандита, а потом они съехались вместе и, не разобравшись, друг друга перестреляли. И в конце остаются в живых представители еще двух древнейших профессий: могильщики, которые роют три одинаковые ямы, и политики, которые все эти безобразия оправдывают.
- Юрий Иванович, правда, что вы не желаете своим актерам искать счастья в Москве? Это ревность или что-то другое?
- Я стал свидетелем огромного числа погубленных актерских судеб. В Челябинске он был очень талантлив и перспективен. И уехав туда, успешно закончил ГИТИС или "Щуку". И его взяли в Ленком или театр Пушкина. Но прошло уже 10 лет, а он играет бессловесные роли, и даже если его заявляют во втором составе, то все равно не выпускают. Он сам чувствует, что гибнет. А здесь мог бы расти. Из тысячи один сможет чего-то добиться, и то, скорее всего, не в театре, а где-нибудь в сериале. Это ложные ценности.
У меня тоже был соблазн остаться в Москве. Я закончил Щукинское училище, у меня была реальная возможность зацепиться в столичном театре. Но я уже тогда был болен "Манекеном". Он еще не был профессиональным, но я его чувствовал, я очень хотел сделать его настоящим. И на этом фоне я встречал бывших челябинцев, уже спившихся, уже растягивающих циничные фразы, типа: "Ну-у, что тебе сказать, брат! Да, я знаю, театр мой - г... и режиссура - г.., да и сам я такой же. Но пойми, Юра, это ведь Москва!" Нет, это не моя тема. Я не желаю такой судьбы ни себе, ни своим ребятам. Я точно знаю, что серьезное дело, которое будет приносить удовлетворение, здесь делать можно. А там - невероятно, опустошающе сложно.