Всё это можно узнать в музее Великой Отечественной войны при РОВД Центрального района Челябинска – музее, который появился благодаря его создателю, руководителю поискового отряда Челябинской областной общественной организации военно–исторический клуб «Дивизион», майору милиции Сергею Голоднову.
От пуль до презервативов
Эльдар Гиззатуллин, «АиФ–Челябинск»: Вероятно, большая часть экспонатов появилась благодаря раскопкам на местах боев?
Сергей Голоднов: Верно, и в этом отличие нашего музея от многих других. Очень часто в музеях выставлены всего лишь реплики, а не оригинальные вещи. У нас же 80% того, что вы видите, прямиком из–под земли. И у каждой вещи своя судьба. Сохранность же непредсказуемая – бывает, лежат вместе пули – одни в труху, другие хоть сейчас заряжай. Очень много личных вещей – и наших бойцов, и немецких. Если удаётся найти родственников, мы им возвращаем находки, но, чаще всего, вещи остаются бесхозными.
Это не только медальоны – находили зубную пасту, одеколон. Вот так называемый «знак предателя» – им немцы награждали коллаборационистов. А вот пуля со следами удара о другую пулю – такой случай может быть один на миллион. Находили и немецкие наркотики – их выдавали солдатам вермахта, чтобы те снимали боль и усталость. Выдавали даже презервативы. Находили упаковки от продукции компаний «Данон», «Нивеа», причём они такие же, как и сейчас! Вот так экипировали наших противников. Леса до сих пор стеклотарой того времени завалены – от пива и джина, наших «мерзавчиков». Немцы, к слову, очень возмущались тем, что наши солдаты воют не «по правилам» – не уважают перерыв на обед и ночной сон.
– С «чёрными копателями» не приходилось сталкиваться?
– По моему мнению, «чёрные копатели» – они за пределами леса. А в лесу все на равных. Да и задачи разные – мы поднимаем не железо, а останки людей. Не скрою, местные жители нередко занимаются раскопками, чтобы потом продать находки. Но останки они никогда не выбрасывают, сообщают нам.
– По вещам обычно можно понять, как погибли люди?
– Да, вещи очень красноречивы. Взгляните на фашистскую пряжку солдата Вермахта, пробитую насквозь – вероятно, в живот попал осколок, и человек погиб. Часто находим каски с пулевыми отверстиями. Кстати, каски практически не защищали от пуль, это была больше психологическая защита. Как и стальные нагрудники – прототип бронежилета. Их тоже пробивало.
– А каски с рожками немцы носили для устрашения?
– Нет, конечно. К этим рожкам крепились бронепластины – думали, что они уберегут от пуль и осколков, но отдача от попадания была столь сильной, что ломались шейные позвонки, так что от пластин отказались, а рожки остались. Неудачных примеров вооружений и защиты было немало – у наших войск, например, был такой странный гибрид, как миномет–лопата. Но и в том, и в другом качестве использовать его было затруднительно, поэтому от этого оружия, применявшегося в финскую войну, отказались.
Можно увидеть и такую редкость, как химические гранаты, которые наполняли напалмом. Или же двойную ракетницу «Люфтваффе».
Ключики не помогли
– Неужели в земле могла сохраниться в таком хорошем состоянии и форма?
– Зависит от случая. Скажем, немецкую форму мы привезли из Германии – она подлинная. По шинели 1944 года понятно, почему, кстати, немцы массово гибли от наших морозов – очень уж тонкая, а китель вообще бумажный!
Очень много оружия, которое сыграло свою роль в истории. К примеру, пистолет «Браунинг» 1900 года, из которого Фани Каплан стреляла в Ленина, «Маузер» 1914 года – его использовала для самоубийства Надежда Аллилуева, или «Вальтер ПП» – из него застрелился Гитлер. Понятно, что это не те же самые пистолеты, но аналоги. Весьма красноречиво и холодное оружие – штык из города Золингена дает понять, что означает выражение «поющая сталь». Он издает необычный звук, когда его выхватываешь из ножен. На штыке два клейма – для арсенала Чили и для Квантунской армии. Видимо, немцы сначала поставили его в Южную Америку, а от туда он уже каким–то образом оказался у японцев и потом в Челябинске.
– А сейчас делают «поющую сталь»?
– Я показывал штык нашим специалистам с завода «Мечел» – они мне сказали, что такой варки стали уже не существует, это большая редкость.
Интересно, что наш штык к винтовке Мосина объявили негуманным видом оружия – мол, противоречит Женевской конвенции. Выжить после удара такого штыка в четыре грани действительно нереально. Но сравните с «гуманным» немецким штыком – лезвие намного шире. Ещё к вопросу о «гуманности» фашистов – они устанавливали на бомбы взрыватели, рассчитанные на три дня. Падали такие бомбы на Ленинград, люди возвращались в свои дома, а через три дня взрыв! У нас также есть шрапнель от пушки Дора – такую пушку обслуживали 200 человек, а шрапнель была размером с теннисный мяч.
– Вероятно, многие вещи позволяют совсем по–другому взглянуть на войну? Причём, речь идёт не только об оружии?
– Совершенно верно, Вы знали, к примеру, что у наших солдат были стеклянные фляжки? Фронтовики рассказывали, что если в такую фляжку попадала пуля, осколками разрывало всё бедро.
Мы находили немецкую гранату, к которой прилип обрывок советского партбилета. Связки маленьких ключей – немцы брали их в бой, как амулет, веря, что ключики помогут им вернуться домой. Но не всем они помогли. А слышали выражение «попасть под кованый сапог врага»? У фашистов действительно были такие сапоги – мы откопали несколько.
Но любителей маршировать в сапогах остановили наше оружие. Особенно немцы боялись «Катюши» – один только осколок от её снаряда летел около километра, сокрушая всё на своём пути. Однажды мы нашли останки солдата, которого разбросало на дистанции в 6 метров. Была и другая страшная находка – человека (судя по амуниции, связиста) от взрыва сверху буквально раскатало в блин.
Не все уроки выучены
– А есть ли в музее что–нибудь из истории борьбы с криминалом?
– Да, есть такие вещи – и на каждой из них крови немало. Сохранилась, например, удавка, которой бандит душил таксистов в 80–е годы – была такая громкая история – на таксистов нападал у проходной ЧТЗ. Пистолет ТТ, из которого застрелили в 50–ые годы нескольких инкассаторов на площади Павших революционеров. Передали нам и биты, дубины Морозовской братвы – банды, которую возглавлял депутат Морозов из Златоуста. Есть и материалы, относящиеся к Вере Руссу, которую можно назвать настоящим Остапом Бендером в юбке – собрала кучу денег с челябинских вузов якобы на конкурс красоты.
– Как же получилось, что вы увлеклись поисковой деятельность?
– Меня пригласил Иван Абрахин, руководивший в ту пору клубом поисковиков «Булат». Так и затянуло. Тогда многие останки практически на поверхности лежали, кости из земли торчали. Да и сейчас много останков ещё не найдено, На одном поле 70 лет пахали, а там не то что останки, танк целый нашли!
Ездим на свои деньги, никакого финансирования, а при Сумине нам хорошо помогали. Столько желающих было, что к акмолинскому поезду целый добавочный вагон прицепляли.
– А теперь желающих поубавилось?
– Нет, не сказал бы, Много хороших ребят, и среди молодёжи тоже. Это же огромный воспитательный момент – при мне возили трудных подростков из Озерска на раскопки – так за одну вахту они поменялись! Но удручает, что нет внимания со стороны властей – ездили в этом году на Синявинские высоты, нас было 23 человека, и мы нашли останки 31 бойца. Так местные власти на нас ноль внимания! В год 70–летия Победы! И всё, что вы тут видите, можно сказать, собрано на мои пенсионные деньги.
– Чувствуете досаду, что нет должной поддержки?
– Когда сюда приходят дети, я понимаю, что всё не зря. Мы ведь с «Дивизионом» проводим «Живые уроки истории» – приходим в школы в форме, показываем оружие, потом приглашаем в музей. Дети проникаются. Важно ведь показать, что история – это не пафосные строки. Нельзя её забывать, навешивать ярлыки, Я поэтому, кстати, так болезненно воспринимаю то, что происходит на Украине, как там воюют с историей. Там, похоже, уроки истории так и не выучили.
Досье
Сергей Голоднов родился в 1961 году в Челябинске. Закончил автотранспортный техникум, служил в армии и внутренних войсках МВД. После работал в уголовном розыске. Возглавлял оперативный отдел в региональном наркоконтроле. С 2000 года возглавляет музей РОВД Центрального района Челябинска.
Историк Игорь Нарский: «В 1990-х годах людей лишили светлого будущего» 
От тайги до хранилища. Коллекционерам работать в музее запрещено 
Нас зовут предки. Южноуральцы все больше интересуются генеалогией своих семей 
Историк Владлен Феркель: «Пугачёв фактически не руководил восстанием»