Мы разные. Вот и пространство, на котором вольготно «пасется» душа, у каждого свое, особенное. Так и у Елены Камбуровой — непохожие на чьи-либо и такие же неизбывные — и судьба, и свобода, и пространство души, и та беговая дистанция, на которой душе этой достанет дыхания.
…«Кто тебя выдумал, звездная страна?..», «Бригантина», «Какой большой ветер!» Мы выросли на этих песнях. Пришли в мир. С ними и с голосом, про который знаем, что он умеет быть разным, как и рождающее его дыхание.
— Хочется вспомнить интервью с Татьяной Никитиной в журнале «Музыкальная жизнь», где она прогнозирует будущее состояние нашей страны как бы усредненным состоянию стран Западной Европы (в духовном смысле). Ощущение потери России, как изначально духовного организма, есть у Вас сейчас?
— Есть, конечно. Я вижу, как много делается для того, чтобы всё больше и больше разрывалась ткань духовно-душевного климата. При том, что сняты запреты с церкви, с ее ритуалов. Всё это не восполняет того прорыва, который происходит ежедневно, ежесекундно. Более того, я и сама всячески пытаюсь что-то делать. И вижу, что всё равно есть люди, которые, повинуясь какому-то зову, вопреки всему что-то делают и пытаются вдохновить других (масштаб сопротивления разрушительному — маленький, но он есть). Эти люди настроены на нужную волну, у них всё уже есть в генной памяти. Это читающая публика, читали их бабушки и дедушки, их отцы... Для меня, может быть, самое главное, что существует в жизни человеческой — познание и тяга к нему. Потому что люди могут жить и в «раю», а в то же время чего-то главного в жизни не увидеть, не прочувствовать.
— В таком случае — вопрос по поводу западного рая. Думаю, что Вы не допускаете для себя возможности уехать, даже сейчас, и не допускали раньше?
— Можно жить и там, и даже, может быть, больше помочь, живя там, здешним людям. Важно, в какой форме это будет. Допустим, если бы Толя Шагинян, чью пластинку («Песни людские») я очень люблю, уехав в Париж, мог еще что-то записать как чтец, и если бы всё это здесь продавалось... Все-таки на концерты ходит не так много людей. Поэтому важны записи. Я, как слушатель, знаю огромное количество певцов, чтецов, актеров — многих по «ящику» и по записям. А меня практически знают только те, кто в зрительном зале. Потому что по записям — все равно другая история. А она может быть идентичной, я точно знаю. Верю, что значимость записей может быть приравнена к значимости выступлений.
— И все-таки, вопрос об отъезде никогда серьезно не стоял перед Вами?
— Во-первых, мне некуда ехать. Я, как везде, по-моему, не нужна — что здесь, что там. Но если бы у меня была возможность «окопаться» где-то там, в студии и, хорошо, комфортно себя чувствуя, записываться, я бы с удовольствием на какое-то время уехала. И ничуть бы не пострадало дело. Важно не терять связи со своей аудиторией. А эта связь может быть не потеряна и при том, что я могла бы куда-то ездить. И там, я уверена, у меня может быть своя аудитория, правда, не во всех странах.
— Каков диапазон Вашего голоса?
— Мне кажется, что чисто вокальным голосом я почти не пою. Сегодня как раз задумалась — а если говорить о вокальном голосе, то где он у меня? В каких вещах? На самом деле — это относительный вокал или такой вид вокала... Стараюсь об этом не думать. Я как сороконожка, которая имеет сорок ножек и как-то ими ходит. Если ее спросить, как, она скажет: «Бог его знает». Но ходит. Единственное, что я знаю — то, что мне и сейчас хотелось бы еще раз сделать маленький рывок — позаниматься с вокалистами снова, понять еще какие-то вещи. Я немного училась у Брон-Кореневой, прекрасного педагога. Она занималась со мной как с меццо-сопрано, без учета того, что я пою в микрофон. Правильно, ничего специального и не надо. К сожалению, это продолжалось недолго, я начала много ездить, пришлось оставить уроки.
Затем я встретилась с Емельяновым, который тоже очень нетрадиционно занимается голосом. Его упражнения строятся на том, что голос тренируют разные манеры (когда человек поет антивокальными, казалось бы, приемами), что очень полезно для классического голоса. Емельянов считает, что я как раз являюсь примером такого пения. Но и с этим, очень интересным человеком у меня было мало встреч. То есть практически мною (смеется. — М. Л.) никто никогда не занимался. Такая история с голосом. И есть для меня тайна... Как человек, когда хочет прыгнуть выше, чем он прыгает — так и я, хочу и не знаю, у кого этому научиться. Идет постоянное ученичество, я все время делаю какие-то выводы — это очень смешно.
«Жаль, не скрыла возраст».Чему удивляется Елена Яковлева?