В музее челябинской гимназии №1 на стенах – фото бойцов. С первого стенда глубокими взглядами смотрят взрослые мужчины – выпускники, вернувшиеся с фронта. На соседней стене стенд подлиннее. На нем - молодые, красивые, улыбчивые лица. Этих ребят забрала Великая Отечественная война.
Сегодня из тех мальчишек и девчонок, кто со школьной скамьи отправился на фронт, в живых никого не осталось. Но в музейных архивах заботливо хранятся их фотографии и воспоминания – между строк глядят вчерашние школьники, которым пришлось стать взрослыми слишком быстро.
Завидовали тем, кого взяли на фронт
16 июня 1941 года в «Первой школе имени Энгельса» на улице Красной светились окна, играл оркестр. Воздух был тяжел от аромата сирени. После вручения аттестатов и концерта уже бывшие десятиклассники до зари гуляли по улицам – мечтали и строили планы на будущее. Договорились в субботу, 21 июня, рвануть на велосипедах в Баландино с ночевкой.
Утром возле школы собрались человек двадцать. Выдвинулись в путь. На месте разбили палатки, остаток дня купались, загорали, играли в волейбол. Потом у ночного костра - песни под гитару и разговоры по душам. В воскресенье проснулись поздно. Солнце стояло уже высоко, было жарко. Побежали нырять. Домой собрались уже под вечер 22 июня.
По дороге пели и шутили. Поэтому даже не обратили внимания на царившую на улицах необычную тишину, на задумчивые лица прохожих. Пока не услышали: «И не стыдно в такой день веселиться? Война началась!».
На следующее утро вчерашние школьники собрались в райкоме комсомола. Затем их направили в военкомат. А оттуда многих – по домам: молодые слишком.
«Некоторым из нас повезло – учились в аэроклубе, и теперь их отправляли в авиационные школы и училища. Мы провожали их и желали крепко бить фашистов», - вспоминал в 2001 году один из выпускников 1941 года Игорь Викторов.
Самого Игоря Васильевича призвали только весной 1942 года. Ему повезло вернуться живым, пройдя Сталинградскую битву, штурм Кенигсберга и Варшавы.
В числе тех, кто попал со школьной скамьи в летную учебку, оказались Артем Кузнецов, Владислав Печенкин и Анатолий Гулин. После всех их – молодых летчиков – раскидало по пылающей и вспаханной танками стране. Спустя годы все трое вернутся домой, в родной Челябинск. Каждый – со своим «багажом» и военным следом в душе. Владислав Печенкин станет инженером. Артем Кузнецов закончит Челябинский мединститут и всю жизнь посвятит спасению людей. Долгие годы проработает в 1-ой городской клинической больнице врачом-хирургом. Будет удостоен звания заслуженного врача РСФСР, станет кандидатом медицинских наук.
Третий летчик Анатолий Гулин домой, в родной Челябинск, вернется в 1946 году. До этого год будет восстанавливать Беломорско-Балтийский канал. На такие работы в послевоенные годы направляли всех, кто хоть раз попадал в плен. О своем нелегком пути он подробно рассказал в книге, которую в 2005 году опубликовал журнал «Новый мир».
И не комиссар, и не еврей
«Пробуждение 13 июля 1942 года было страшным: сознание, что нахожусь в немецком плену, угнетало. Я не мог думать ни о чем другом, и все «прокручивал» события вчерашнего дня. Раз за разом возвращался к вопросу, а могло ли быть иначе? Да, могло, если бы мы отступили. Но «ни шагу назад без приказа» было для нас законом, и мы оставались на месте…».
Так начинается книга Анатолия Гулина «Моя неволя», которую он написал в 1995 году.
На фронт 19-летний Анатолий попал весной 1942 года – после окончания Челябинской военной авиационной школы стрелков-бомбардиров. Через два с половиной месяца его взяли в плен. Перед захватом солдаты успели уничтожить прицелы у своих ротных минометов.
С этого дня началось путешествие Гулина на запад - через Авдеевку, Горловку, Дебальцево, Константиновку, Красный Луч, Макеевку, Степное, Сталино (будущий Донецк). Весь этот путь был усеян телами советских пленников – кого-то расстреляли, кто-то не перенес невзгод пути. В каждом лагере по дороге в день умирали до 400 человек.
На одной из стоянок немцы приказали выйти в центр поляны комиссарам и евреям. Анатолий Гулин вспоминает это так:
«Мое внимание привлек разговор двух пожилых интеллигентного вида мужчин, по-видимому, командиров, так как оба были с прическами. В то время солдат обязательно стригли наголо, а комсостав ходил с прическами, и по этому признаку немцы безошибочно определяли, где рядовые, а где комсостав. Один из них сказал, что выйдет к тем, что уже вышли, и попрощался. Второй назвал его сумасшедшим и уговаривал сидеть на месте, поскольку он и не комиссар, и не еврей. Первый сказал, что назовется комиссаром, и пусть лучше сразу расстреляют, чем постоянно ожидать, что его выдадут. Раз ему все равно суждено умереть, так уж пусть смерть будет мгновенной. Попытки удержать его на месте были тщетны. И он, этот и не комиссар и не еврей, встал к обреченным. Группа поднялась наверх, вскоре застрочили автоматы, а потом все стихло».
Пережить тяжелые испытания Анатолию Гулину помогала твердая уверенность в том, что он вернется домой. А еще полученная в авиашколе шинель, служившая и матрасом, и одеялом, а также алюминиевая ложка – память о доме. Ее Гулин пронес через бои, плен и фильтрационный лагерь. Сейчас эта ложка заботливо хранится в музее гимназии №1.
Военная Италия
Анатолию Гулину удалось сбежать. Вместе с напарником они пробирались украинскими степями – шли в сторону фронта, к своим. Ночевали в маленьких селах и стогах соломы. Но свобода была недолгой. Как-то утром вылезли из стога – и угодили прямо в руки полицаев. И снова неволя.
Пленников забросили в сарай – к другим бойцам, которых гнали на запад. Но стремление оказаться на свободе и добраться до своих не угасало, той же ночью Анатолий и его товарищ Лука сбежали из запертого сарая через дырявую крышу. Больше с ними никто не пошел – слишком было рискованно.
Путь продолжился – с ночевками в скирдах и маленьких деревушках. Вскоре бойцы вновь угодили в лапы немецкого патруля. И снова удалось «выкрутиться». Гулин рассказал услышанную от кого-то историю о разбомбленном эшелоне, который вез пленных на работы в Германию. Мол, многие погибли, а им приказали самим добраться до города. Уловка сработала – парней не расстреляли.
Так Анатолий оказался на работах в одном из оккупированных садовых товариществ, попал в немецкий стройотряд, затем вместе с ним оказался в Австрии, а после и в Италии.
В южной стране молодого советского парня многое удивило – девушки в юбках выше колен, эмоциональность и эксцентричность местных жителей, мелодичность их речи, песни: как-то раз строй солдат шагал под оперную арию.
Но каждый раз Анатолий с теплом вспоминал дом. Даже приукрашивал немного, как он после вспоминал, прелести Советского Союза – рассказывал про удивительные для итальянцев бесплатные образование и медицину, отсутствие безработицы. Эта тоска все больше усиливалась к концу войны, когда все начинали понимать, что крах Третьего рейха не за горами.
К тому времени Анатолий Гулин оказался в партизанском отряде на севере Италии. В нем, кроме него, были 15 итальянцев и двое русских. Это была часть батальона из 600 человек. По воспоминаниям Анатолия Алексеевича, отношение к русским среди итальянцев всегда было доброжелательным. Даже во время войны можно было встретить на стенах домов надписи: «Да здравствует русская армия», «Да здравствует Сталин».
Окончание войны отмечали грандиозным банкетом. На нем были все жители поселка и весь партизанский батальон. Хозяева дома, которые ранее свели Гулина с партизанами, предлагали ему остаться в Италии и пойти учиться, но тот не согласился.
«Бывало, подует восточный ветер и мне кажется, что я чувствую запах уральской сосны. Домой тянуло так, что все вокруг мне стало не мило», - вспоминает Анатолий Алексеевич.
При этом о существовании на мировой карте Челябинска, по его словам, в Италии мало кто знал. Как-то раз Анатолию даже пришлось представиться сибиряком, чтобы объяснить, хотя бы примерно, откуда он.
«Сибиряк? – удивился итальянец. – Но ведь у вас лицо не покрыто волосами и нет рожек на голове. Какой же вы сибиряк?».
Оказалось, именно такими изображали сибиряков на немецких плакатах.
В мае-июне 1945 года Гулин руководил отрядом репатриантов, возвращающихся на родину. Многие из них пытались прорваться в Советский Союз с итальянскими женами. Но тех не пропустили. Кто-то из русских остался с ними, кто-то бросил итальянок на границе.
По дороге многие из стремившихся вернуться «отсеялись» - остались в чужих странах. Особенно когда прошел слух о том, что вернувшихся из плена расстреливают, лишь немногих отправляют на работы в Сибирь. У самого Гулина такой мысли не было. Он мечтал снова оказаться в Челябинске – с мамой и друзьями.
По возвращении на родину Анатолия ожидал двухмесячный маршрут в забитом вагоне – ему предстояло отстраивать Беломорско-Балтийский канал. Спустя годы он вспоминал это время так:
«Пребывание в плену никогда не проходит без последствий, не забывается. К тому же, о том, что был в плену и «неполноценный», напоминали неоднократно и длительное время кололи этим, зачастую довольно болезненно. Многие чувствовали себя «прокаженными» всю жизнь, и лишь когда прошло чуть ли не 50 лет после окончания Великой Отечественной войны, признали наконец, что плен – это большое несчастье, и корить им всех поголовно нельзя. Бывали моменты, когда я жалел, что не был убит на фронте».
Кстати
Из выпуска 1941 года живыми вернулись лишь шестеро. В гимназии №1 память о бывших учениках – погибших и выживших в Великую Отечественную войну – хранят как святыню. Даже встречи выпускников здесь проходят не в феврале, как везде, а 19 сентября. В этот день, в 1970 году, возле здания школы открыли памятник раненому бойцу, над которым работал скульптор Виктор Бокарев. Официально он величается «Подвиг», но здесь его называют тепло и нежно – «Алеша». Скульптор изобразил бойца, который из последних сил пытается подняться, опираясь на автомат, и не выпускает знамени из рук.
Недавно ученики гимназии сами решили собрать информацию, хранящуюся в архивах музея, и издать книгу о бойцах Великой Отечественной войны. По словам директора школы Дамира Тимерханова, сейчас идет активная работа по ее составлению и вёрстке.