Мы продолжаем наш проект «Музей воспоминаний». Здесь собраны свидетельства-судьбы тех самых ИТР, которые в советское время двигали научно-технический прогресс. У них были финальные аккорды, пятилетки и сверхурочная работа к какой-нибудь дате типа 26 съезда партии. Они трудились на оборонку и делали гражданскую продукцию (елочные гирлянды). Они были частью великой страны, которой сейчас уже нет. Но которой они не перестают гордиться.
Во время «аккордов» работали ночами
Челябинец Владимир Алексушин:
Я 16 лет отработал на Челябинском опытном заводе, который входил в состав объединения «Полёт». Два этажа занимал опытный завод, и три этажа - исследовательский институт. Сейчас от них ничего не осталось.
Именное клеймо
Мы работали на оборонку. В 1980 году делали «обзор» (радиолокационное оборудование) для Олимпиады, чтобы безаварийно садились самолёты. Делали приводы для кораблей, чтобы можно было посадить на палубу вертолёт. У американцев был разведывательный самолёт AWACS, а мы делали изделие РЖ для нашего самолёта-разведчика.
Платы делали, припаивали, соединяли между собой. Проводов по сколько тысяч! Была и микросборка, её под микроскопом делали.
Сначала в одиночку работали, потом в 1980 году образовались бригады. У меня в бригаде было четверо, я пятый. Все изделия поначалу проверял ОТК. А потом нам дали клеймо 33-5 (пятый цех, 33-й номер). Мы первыми из бригад получили такое клеймо, оно означало, что мы можем выпускать продукцию без проверки ОТК, что у нас не может быть брака в принципе! За два часа мы делали то, на что у других уходило два-три дня.
У нас были «аккорды», это когда давали срок на выполнение конкретной работы - допустим, 10 дней. И мы тогда вкалывали с 7 утра до 10 вечера. Бывало, что и ночами оставались, когда к сроку надо было успеть. Нормировщик за такие переработки начислял плюс 40%. В декабре не вылезали с завода. Годовой же план выполняли! И спирт пить успевали. Ну а как? Закончил «аккорд» - отдохнул. Весь «Полёт» на спирту держался.
32-й, 17-й, 25-й, 4-й цеха - все на оборонку работали. Говорили, что американцы делают к каждой микросхеме свой микроклимат - обдув. А наши без этого работали, наши круче были!
Хорошая у меня была работа - в белых халатах! Паяльник, пинцет, провод на руку - мы так заземлялись, чтобы статическое напряжение не пробило микросхему.
Родной запах канифоли
В нашем цехе пахло канифолью. В соседнем цехе, в гальванике, воняло кислотой. Утром зайдёшь - у них всё синё.
Молоко давали, потом сок стали давать за вредность. Женщины-монтажницы, которые по 20 лет отработали, помню, после профосмотров, уходили. У них пары олова скапливались в организме, и их переводили на лёгкую работу. Инвалидность не давали.
Хорошее было время. Я в цехкоме работал. По вторникам ходили на плавание. У нас был свой дворец спорта, секция водного туризма. На майские праздники сплавлялись по рекам. Соревнования по лыжам, эстафеты, сдача ГТО, на каждый праздник выпускали стенгазету. Демонстрации. Если несёшь флаг, тебе премия - 10 рублей.
В начале 1990-х годов стало развиваться коттеджное строительство. И тем рабочим, кто стоял в очереди на квартиру, дали по 10 соток земли и ссуду. Обещали туда провести дороги, проложить коммуникации. Только начали отсыпать дороги - объединение сдулось. Так и стоит поле возле Малиновки.
А потом сдулась оборонка. Представьте, мы на 90% шкафы с микросхемами для авианосца «Леонид Брежнев» сделали уже! Всё разбирали. Обидно, что прахом пошла вся работа. В цехе, работавшем на оборонку, стали гирлянды на ёлки делать. Когда никакого заработка не стало, все сотрудники разбежались.
Что сейчас? Бассейн разрушен. На территории «Полёта» только ЗРТ (завод радиотоваров), и всё.
Антенна в форме бочки
Анатолий Адарченко, 78 лет:
В 1963 году я окончил Харьковский авиационный институт и по распределению приехал в Челябинск в научно-исследовательский институт по измерительной технике (НИИИТ). Меня приняли в отдел разработки контрольной аппаратуры бортового радиооборудования в качестве инженера-схемотехника, в лабораторию № 4. Я отработал в НИИИТе 28 лет.
Очень точная
Мы создали радиотехническую систему ближней навигации (РСБН). Она стояла как на гражданских, так и на военных самолётах. Вообще, она была придумана ещё в 1940-е годы, мы её модернизировали. И потом её запустили в серийное производство на нашем радиозаводе «Полёт».
Что контролировала наша РСБН?
Представляете радиомаяк? Это огромные антенны, которые вращаются со скоростью сто оборотов в минуту. Они обозревает всё пространство вокруг аэродрома. Это азимутальные антенны. А наша РСБН имитирует функции такого радиомаяка, но это маленький прибор, его ставят на борт самолёта. И чем меньше, тем лучше, потому что военным самолётам надо ещё бомбы с собой погрузить. Мощность нашего передатчика, конечно, меньше. Но он должен быть очень точным.
Мы делали низкочастотную технику. А были ещё ребята-высокочастотники, была лаборатория приёмников, передатчиков - около 3 тысяч человек и три этажа составлял весь НИИИТ. Конструкторы занимали целый этаж! Я знал монтажниц, у которых ордена Ленина были! Я с ними в командировку ездил. Целый отдел метрологии был, они чинили приборы. Вот такая глубочайшая специализация.
Верить только приборам
Мы работали и с беспилотными самолётами. Делали «приводы» - приборы, которые приводили самолёты, сажали на палубу. А ещё «обзоры». Если система РСБН обслуживает воздушную зону в 300 км, то обзорный радиолокатор считался самым дальнодействующим, его устанавливали вдоль всей трассы самолёта. На авианесущих крейсерах самая точная система посадки - «бочки». Это такие антенны в форме цилиндра. Ну представьте, какой-то пятачок на палубе, полоса 100 метров, размером с футбольное поле и туда должен приземлиться сверхзвуковой самолёт! Как попасть на него? Вот там пилот верит только приборам. Знаете, когда американцы увидели высокие цилиндры на наших кораблях, они не поняли, что это такое. А это фазированная решётка с излучателями, антенна в форме бочки. У американцев такой системы не было.
Сейчас мы используем те идеи, которые были придуманы нами ещё тогда, в советское время.
Советское правительство не жалело денег на разработки! Нашим приборам «по сто лет в обед», а они у меня в лаборатории ЮУрГУ до сих пор работают. Я ушёл из НИИИТа в 1991 году преподавать математику в школе. НИИИТ в то время был самым высокоразвитым институтом!