«Крылатая» реанимация. Можно спасти даже ребенка весом 500 граммов

Фото: А. Фирсов

 Сейчас уже давно не летают, но ведающая выездной работой служба до сих пор носит гордое название санитарной авиации. А возглавляет ее уже очень много лет один из опытнейших врачей больницы, заведующий первым реанимационным отделением Николай Такшеев.

   
   

Про таких, как он, принято говорить «стоял у истоков». Николай Николаевич спасает малышей с 1978 года и называет себя старым мамонтом, которого давно пора списывать. В шутку, конечно. «Без юмора в нашей работе никак нельзя, – как бы из опасения, что его слова примут всерьез, объясняет он. – Если копить в себе всё, с чем приходится сталкиваться каждый день, то ведь и умом можно тронуться».

Усы подковой

Доктору Такшееву не позавидуешь: понятие «легкий случай» в его профессиональном лексиконе отсутствует в принципе, каждый его больной - это маленькая трагедия (или лучше - трагедия маленького), которая всегда переживаются тяжелее взрослой. Страдания поживших и погрешивших хоть чем-то, да, можно оправдать, а в случае с детьми примирить разум в реальностью не получается.

Скорее всего, если бы Николай Николаевич слишком много об этом думал, то стал не блестящим врачом, а, например, писателем и сочинил что-нибудь о слезках одного дитяти, которых не искупит никакая мировая гармония. И его чело носило бы отпечаток общечеловеческой скорби. Но он в белом халате и считает своим долгом борьбу за жизни во что бы то ни стало – об остальном, что с этим не связано, он старается не думать. А лицо его излучает поначалу сбивающую с толку веселость и оптимизм. От него часто можно услышать пословицу: «Глаза боятся, а руки делают!».

– Здравствуйте, мои золотые! – встречает он своих гостей. Он похож на хлебосольного хозяина. Усы подковой подсказывают, что, возможно, с какого-нибудь солнечного закарпатского хутора. Чуть ли не собственноручно облачает в халат и ведёт смотреть на свое небольшое, но очень важное в судьбе сотен и тысяч южноуральских семей отделение.

– Наши помещения в новом корпусе больницы сейчас на ремонте. Через несколько месяцев мы снова туда въедем.

Там всё будет абсолютно новое! А пока временно квартируем в отделении патологии новорожденных. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Отделение насчитывает 12 коек. Их число не меняется с 1983 года. По словам Николая Николаевича, этого вполне достаточно. Тем более что за прошедшие с тех пор почти три десятка лет в детской областной появилось еще три реанимации, каждая со своей специализацией.

   
   

Задача - спасти

Абсолютное большинство здешних пациентов – это новорожденные. Из них 70% - недоношенные дети. Поэтому под койкой здесь чаще всего понимают кувезу – прозрачный инкубатор. Процесс выхаживания родившихся до срока малышей реаниматологи называют «выпариванием».

Основная проблема таких детей – недоразвитые органы, не готовые к контакту с окружающей средой. Очень часто страдают глаза. Завотделением припоминает случай, когда одной малышке даже понадобилась замена хрусталика – такие были осложнения. У офтальмолога и невролога какое-то время наблюдаются абсолютно все недоношенные чада.

– Но это не значит, что они какие-нибудь инвалиды. Некоторое отставание в физическом развитии будет, но в плане умственного и психического развития они вполне нормальны, - уверен Такшеев. Рядом с ним на кушетке растянулось крохотное красноватое существо. На свет оно появилось всего несколько дней назад, хотя должно было намного позже. Вес ребенка при рождении был всего 900 граммов. Доктор доволен его состоянием: желтушности нет, дышит сам. Колпаком накрыто уже не все тельце, а только голова. Под колпак по трубочке поступает кислород.

– Николай Николаевич, детей с каким минимальным весом вам приходилось выхаживать?

– Около года назад был шестисотграммовый пациент. Четыре месяца мы его «выпаривали» и «выпарили»-таки. После этого были еще детки весом 522 и 560 граммов, но их мы, увы, потеряли. А вообще современные медицинские технологии позволяют выхаживать новорожденных гестационным возрастом 22 недели и весом 500 граммов. В Соединенных Штатах были такие случаи.

– Приходилось слышать мнение, что подобные успехи медицины не лучшим образом отражаются на генофонде человечества. То, что природа определила к смерти, усилиями врачей выживает и оставляет потомство. Правильно ли это?

– Согласен, что фактор естественного отбора здесь перестает действовать и повышается риск в будущем получить индивидуума с различными отклонениями. Но долг обязывает нас бороться за больного, если есть возможность его спасти.

Лучшая награда

 

Николай Николаевич с удовольствием обращает внимание на оснащенность палат. Рядом с каждым кувезом установлен американский аппарат искусственной вентиляции легких Avea. Таких не только в нашей стране раз, два и обчелся, но и за границей. Бывает, на повышение квалификации в челябинскую областную детскую больницу едут и из ближнего, и из дальнего зарубежья.

– Можно задать любой режим, индивидуально под каждого ребенка. На экране все видно, все жизненные показатели, усвоение кислорода. Красота! – доктор демонстрирует возможности чудо-техники нажатием разных клавиш. – По сравнению с тем, что было, когда я только начинал, нынешняя оснащенность – просто небо и земля! Что мы тогда имели? Вентиляцию грудничкам делали с помощью прибора РО-6, зачастую в жестком режиме, из-за чего нередки были тяжелые осложнения с летальным исходом.

Сейчас подобного почти не случается – техника шагнула далеко вперед. Правда, в одной районной больнице я видел аппарата ИВЛ 30-летней давности. Обращался и в ФОМС, и министерство здравоохранения: пусть уже новый купят! Нет, ни в какую! Подозреваю, что дело здесь не в деньгах, а в нежелании менять что-то в своей работе. Ведь если купишь новую технику, то придется учиться на ней работать, а им не очень хочется, похоже.

Иногда можно видеть, как лежащих под кувезом освещают ультрафиолетовые лампы. Процедура называется фототерапией. Так здесь борются с желтушным синдромом у недоношенных. Получается она от неполноценной работы незрелых внутренних органов, в первую очередь печени.

В одной из палат с трубкой во рту и марлевыми примочками на глазах лежит годовалый младенец. При нем лицо Такшеева заметно мрачнеет.

– Мальчик у нас из Чесмы. На фоне острой гипоксии, вызванной воспалением легких, у него развилась полиорганная недостаточность. Он пережил клиническую смерть и сейчас находится в коме. К сожалению, прогноз неблагоприятный. Даже если он выживет, полноценным уже никогда не станет.

Но уже за следующей дверью Николай Николаевич искренне радуется хорошему аппетиту еще одного крохотного пациента. И вспоминает афоризм великого педиатра Нила Филатова: «Улыбка выздоравливающего ребенка – лучшая награда для врача».

Вторая Хиросима

Поговорить о другой – выездной – ипостаси доктора Такшеева нам удается только в ординаторской.

– Николай Николаевич, летать вы перестали, видимо, по финансовым соображениям. А на качестве медицинской помощи это не сказалось?

– Действительно, авиатранспорт слишком дорого обходится. При этом своих, закрепленных за больницей летательных аппаратов у нас не было. Для срочных вылетов фрахтовался не оснащенный медицинской аппаратурой дежурный вертолет. Посадочная площадка находилась в Новосинеглазово. В свое время достаточно часто приходилось летать, года до 87-го. Это быстро, но все с собой: грелки, мешок Амбу (доморощенный аналог аппарата искусственной ветиляции легких – прим.ред.), медикаменты. А сейчас у нас есть специально оборудованные реанимобили с кувезами, современными аппаратами искусственного дыхания, дефибрилляторами и т.д. Красота! Намного лучше, чем самолет. Фактор времени уже не играет для нас такой большой роли, лишь бы бензину хватило. А санавиацией мы называемся по старой памяти.

– Санавиация – это такой отдельный «летучий отряд»?

– Нет, на выездах работают все врачи отделения согласно графику дежурств. Самому тоже приходится ездить. Вчера, например, привез из Красноармейского района младенца с коклюшем.

В прошлом году по линии санавиации мы совершили 550 выездов, то есть больше, чем по одному разу в день. В областную больницу вывезено 320 больных. Остальным даны консультации на месте.

На вопрос, что больше всего запомнилось за время руководства санавиацией, Николай Николаевич отвечает как-то совсем уж неожиданно: ашинская катастрофа, самая крупная по числу жертв железнодорожная авария, произошедшая в мирное время. Оказывается, этот излучающий позитив человек целую неделю провел на месте трагедии, выводя из шока и отправляя в ожоговые центры Челябинска, Уфы и Свердловска сотни искалеченных детей и взрослых. Первые несколько суток вообще не спал.

– Это было похоже на Хиросиму. Еще месяца два после этого мне чудился запах горелого мяса.

Рядом с Николаем Такшеевым редко кто позволит себе думать, что он что-то видел в жизни и ему есть отчего впасть в уныние. Вот Такшеев видел и продолжает видеть каждый день, но рук не опустил и благородства души не растерял. Почему-то вспоминается герой булгаковского рассказа «Тьма египетская» - молодой врач, которому снится, что он не то с мечом, не то со стетоскопом в руках идет войной на какое-то мировое зло. «Ну, нет... я буду бороться. Я буду... Я...».

Смотрите также: