Екатерине Марковне 84 года, и ей до сих пор интересно ходить на работу. Она отлично водит машину. Каждую субботу играет в шахматы. Скачивает книги в электронную книжку. В 63 года по учебникам освоила компьютерную грамоту, чтобы работать на новейшей рентгеновской установке. Екатерина Марковна Сумная – старейший рентгенолог Челябинска, доктор медицинских наук, наставница главного рентгенолога области и ещё десятка ведущих рентгенологов города, легенда горбольницы № 8, чемпионка Челябинска по шахматам. Коллеги говорят о ней так: «Сумная видит то, чего не видит никто. Если она поставила диагноз – этот диагноз окончателен».
Маленькая, лёгкая, как птичка, она восседает за громадным пультом и управляет цифровой рентгеновской установкой, как космическим кораблём.
Мы с Екатериной Марковной сидим в старенькой хрущёвке, пьем чай, жуем пирожки с ревенем и разговариваем. Знаете, есть такие дома, куда проваливаешься, как в детство: застеклённые книжные полки, медицинские справочники и учебники, чёрно–белые фотографии и детские рисунки, на кухне – чайник со свистком... Я слушаю, как Екатерина Марковна вспоминает свою жизнь, и понимаю, что хорошо бы это услышать всем.
Девять историй из жизни Екатерины Марковны Сумной.
Автомобиль
Я вожу машину… с 17 лет! Мой папа, главный врач городской больницы, начал обучать меня на своем 401–ом «Москвиче» и на грузовике–полуторке. Инспектор из ГАИ спросил меня: «А что ты будешь делать, если откажут тормоза?» – «На скорости поеду». – «А когда в гараж приедешь?» – «Я папу позову!». После этого он почему–то выдал мне права. Я была, конечно, уникум – 1948 год, девица за рулем. Ещё и в очках. Я и теперь вожу. У меня «Лада Калина» 2005 года. Меня не смущают ни скорости, ни количество машин, только парковка в центре меня смущает. Я место ищу долго, сто тысяч лет.
Профессия
Я собиралась стать физиком. В 9–м классе папа, а он был хирургом, привёл меня в операционную: смотри. Он сделал разрез кожи, я увидела все ткани и потеряла сознание. Меня вытащили в коридор. Я пришла в себя, нашатырь в нос и обратно. Так, с нашатырём я ходила на операции, потому что мне было страшно интересно. Всё! Когда мне интересно – я этим занимаюсь. Я решила, что буду хирургом. Хотя в те годы это было совсем немодно, модно было идти на завод.
Рентгенологией я занялась временно: пока дети были маленькие, не могла дежурить. Я незаконнорожденный рентгенолог, самоучка. У меня была привычка от хирургии: я приходила в операционную и сопоставляла с реальным, например, желудком то, что я видела на снимке. Я разглядывала руками. На основе моей кандидатской диссертации Всероссийский съезд хирургов принял резолюцию. Как вам проще объяснить: ну вот, при таких–то патологиях не сметь оперировать желудок. Я была довольна.
Война
Война нашу семью застала в Даугавпилсе. Дали сорок минут на сборы. Отец был военным врачом, нас отправил эшелоном, а сам на фронт. Я хорошо помню голод. Мама жарила котлеты из картофельных очисток на рыбьем жире – это было нашим лакомством! Мы с сестрой просили: «Мама, давай заведём кошку!» Мама отвечала: «Нет, мы её не прокормим». Уговорили на мышку. Мы её поймали, посадили в трёхлитровую банку и часами смотрели, как она умывается, кушает, по верёвочке поднимается. А один раз мы её напоили пьяную. Дали ей глотнуть вина. Вылезла на край банки наша мышка и свистит. Где вы ещё такое увидите? Мама и папа писали друг другу каждый день, так они договорились. Каждый день, всю войну. Вечерами мама читала нам с сестрой папины письма. Вместо сказки на ночь. Папа прошёл всю войну и ни разу не был ранен, вы представляете?
Леночка
Леночка, дочь, умерла в один день. Она тоже была врачом–рентгенологом в нашей 8–й больнице. Был обычный день. Лена шла по коридору и вдруг охнула, потеряла сознание. Реанимация. Четыре раза запускали сердце. Анафилактический шок. Вот так, в один миг. Пол–отделения стояли в коридоре и молились, чтобы она была живая. Никто не отозвался. Значит, никого нет. И веры у меня больше нет. Остались маленькие детки: Миша и Катенька. Лёша, мой сын, с женой, с Диночкой, хотели их усыновить. Но я не дала: «Нет. Они привыкли здесь. Вот их кроватки. Вот их игрушки. Мы с дедом, пока можем, будем поднимать.» 1997 год – мне было, получается, 66 лет. Так они с нами и выросли. Помню, в тот год я привела Катю в первый класс. Ревела и ревела, от начала до конца. Я, наверное, лет пять ревела. Вдруг шагну и реву. Вдруг Катю Леночкой назову. Не сравнить ни с чем такое горе. Даже когда мой Давыдыч уходил, муж, не было так больно. Сейчас внук Миша в Петербурге, он закончил Смольнинский университет. Катенька – сама уже мама, двое малышей у неё.
Медицина
На моих глазах развалилась советская система здравоохранения. Ещё как развалилась! Что я об этом думаю? Я думаю, что, слава богу, мне уже 84. Становится всё хуже. Больницы закрывают, врачи уходят. Вы знаете, таких запущенных раков, как сейчас, у нас не было тысячу лет. Например, нашли опухоль в декабре, а человек попадает на операцию в лучшем случае через полгода. Или, например, надо поменять подшипник в рентгеновской установке, скрипит. Я боюсь больного класть на стол, вдруг рухнет? Раньше приходил наш инженер штатный, покупал деталь и через два дня всё работало. Сейчас я подала заявку, были какие–то торги, наконец–то через восемь месяцев они закончились! Восемь месяцев – чтобы простой подшипник заменить. Это как?
И вот еще чего я не переношу – когда мне денежку суют. Я сразу злюсь. Я не могу совершенно. Сразу вытолкаю человека, и потом такой неприятный осадок до конца дня.
Собака Геша
Я очень хотела собаку. Открыла книжку и выбрала по красоте. Западно–сибирская лайка мой Гешка. Это был 1990 год, Леночка только родила Катю. Малышка была такая неспокойная у нас, плачет и плачет. Так Гешка, щенок трёхмесячный, подошёл, морду в кроватку просунул, Катька за ухо его поймала и замолчала! А он стоит неподвижно. Ребенок засыпал, Гешка тихонько вытаскивал морду и уходил. И так стал Катю спать укладывать. Только та заплачет, этот уже бежит – в кроватку морду, Катя ухо цоп! И замолкает. И представьте! На улице мы гуляем, рядом в коляске плачет малыш. И бежит моя огромная собака и просовывает туда морду! Представляете, что мне приходилось выслушивать от мамаш! Такой был пёс. Почти 16 лет прожил. Я после него не смогла никого взять.
Шахматы
Шахматы – это наркомания. Самая настоящая. Я девчонкой записалась в шахматный кружок. Кто–нибудь иногда подойдёт из жалости, мат мне поставит. Ни одной партии не выиграла. Но меня это только раззадоривало. А в институте первенство курса по шахматам выиграла. В этом году я чемпионка города по шахматам среди ветеранов. Получила грамоту и премию 500 рублей. Первый раз премию дали! Я имею первый разряд по шахматам и международный рейтинг – 1553, не знаю, что это значит. Я играю в шахматы с компьютером и проигрываю. Я ставлю на «любителя». Этот любитель любую партию норовит свести вничью, что очень полезно для будущего. Например, у тебя перевес в две пешки. Это же интересно: как свести вничью, если у противника перевес в две пешки, в эндшпиле? И потом, мне нравится, что у меня партнёр всё комментирует приятным мужским голосом. Например, говорит: «Смотри, не объешься!»
Общедомовые нужды
Вот пришёл мне квиточек: 200 рублей – за общедомовые нужды на воду. Лично мои расходы – 34 рубля. Мне непонятно, что это за цифры. Я отнесла заявление в ЖЭК о том, что я не согласна. Я попросила конкретизировать: куда пошла вода в таком количестве? Почему на мои нужды уходит в шесть раз меньше воды, чем на общедомовые? Потом я обратилась в водоканал. Я сама везде дошла ногами и оставила заявления, вплоть до жилищной инспекции. Мне который месяц ни от кого нет ответа. Я попробовала не платить. И что вы думаете? С меня моментально снимают все льготы. Раз – и выставляют сразу 100 процентов, а не 50. Я не могу теперь не платить эти общедомовые нужды. Путину, что ли, написать?
Не заморачивайся!
Вот старики часто жалуются на жизнь. Я не понимаю этого. Ну что заморачиваться? Надо знать, что тебе по возрасту положено: склероз, артрит, то, се. Вот я кашляю, у меня астма. Это издержки возраста. Хоть заморачивайся, хоть скули, что есть – то есть. Что будет – то будет. Вот я хожу уже медленно очень. Но мне же нужно в гараж. Я разбила свою трассу на четыре этапа. Я не делаю остановок, но психологически мне так легче дойти: о, осталось два из четырёх, хорошо. Люди хотят того, что невозможно. Допустим, я бы хотела промчаться рысью на лошади или прокатиться на виндсёрфинге, как когда–то. Это возможно? Нет. Значит, нечего и думать.