Примерное время чтения: 15 минут
2542

Дмитрий Бавильский: о суровых уральцах, беспринципных москвичах и пике мира

Писатель и блогер Дмитрий Бавильский считает, что быть человеком мира в эпоху глобализации просто и неостроумно.
Писатель и блогер Дмитрий Бавильский считает, что быть человеком мира в эпоху глобализации просто и неостроумно. Из архива Дмитрия Бавильского

Наш земляк писатель Дмитрий Бавильский давно живёт в столице. О том, каким из Москвы ему видится Челябинск, а из Челябинска - Москва, он рассказал нам в свой недавний приезд в родной город.

Марина Артемьева, «АиФ-Челябинск»: Дмитрий, ваш отец - известный в Челябинске врач, мама тоже медик. Семейную династию продолжить не хотелось?

Дмитрий Бавильский: Отец, кстати, до сих пор принимает больных, оперирует и даже дежурит. Ни у меня, ни у моей сестры Лены никогда не было склонности к естественным наукам и тесному общению с людьми. Дома царила гуманитарная атмосфера. Папа собирал книги для себя и марки вместе со мной, после третьего класса возил меня в Ленинград показать Эрмитаж, мама пестовала нашу любовь к классической музыке. Недавно отмечали 70-летие родителей, и они вспоминали, как в студенчестве большой компанией выпускали неподцензурный журнал «Колокольчик» и как это быстро стало известно в КГБ.

- Вы служили в армии. Не поверю, что нельзя было сделать медотвод.

- Отец руководил призывной врачебной комиссией одного из районов города. Но мне важно было быть как все, и если служба в армии считается «долгом перед родиной», то мне не хотелось быть ничего ей должным. А ещё я несчастно влюбился. У меня есть повесть «Курс молодого бойца», опубликованная «Новым миром», там я максимально искренне рассказал, почему два года отдал войскам гражданской обороны.

Транзитом через материки

- Сюжет «честолюбивый провинциал отправляется покорять столицу» - традиционный в культуре. Взять хоть героев Бальзака, хоть Д'Артаньяна, хоть «Москва слезам не верит». У вас какое покорение Москвы было?

- Всё-таки я не совсем перебрался в Москву и живу на два города. Никакого особого покорения столицы не было - меня просто позвали туда работать в крупной IT-компании. До этого я работал завлитом у Наума Юрьевича Орлова в Цвиллинговском театре, выпускал несколько литературных журналов и газет («Уральская новь», «Пятый угол», «Уральская парадигма»), публиковался как критик и немного подустал от культурной деятельности.

- Кем вы тогда себя ощущаете - челябинцем или москвичом?

- Современному человеку сложно сидеть на месте больше трёх месяцев. По крайней мере, в кругу моих коллег есть такой норматив, и если ты регулярно не путешествуешь или не ездишь в командировки, то вроде засиделся - «глаз замылился», что не очень хорошо для творческой работы.

Как любой внутренний эмигрант, я живу на своей планете. Там есть отдельные материки - Москва или Челябинск (или, например, Венеция), но я предпочитаю постоянный транзит между ними.

- Зачем вам Челябинск?

- Подпитывать моё писательство, так как это место я знаю и понимаю лучше, чем какое бы то ни было другое. Я уже прошёл периоды, когда важнее всего фантазия и оторванность от жизни.

Мне очень везло, в Челябинске я работал с самыми интересными и опытными людьми: учился у Марка Бента, в театре работал с Наумом Орловым, а в журналистике - с Ириной Моргулес и Лидией Стариковой, выпускал литературную газету (а затем и журнал) с Рустамом Валеевым и Николаем Болдыревым, то есть взял от этого города по максимуму.

Челябинские «витамины»

- У нас действительно продукты вкуснее и лучше, чем в Москве, как вы говорили в одном интервью?

- Я и сейчас так думаю. Москва поделена между крупными оптовиками и ритейлерами, поэтому фермеру попасть на прилавок сложно. А вокруг нашего города - масса небольших хозяйств, наглядно конкурирующих между собой. В Москве сложно найти вкусное мясо по спокойным ценам, настоящие помидоры или молочные продукты, произведённые вне огромных брендов, вкладывающихся не столько в качество, сколько в рекламу.

- Что вы думаете о приклеившемся к нашему городу стереотипе - Челябинск и правда суровый?

- Как нет москвичей, похожих друг на друга, так нет и единого образа челябинцев. Города - отражение того, что у нас внутри. Рассказывая про Париж или Челябинск, мы составляем автопортреты. Мой Челябинск не суров, он, скорее, радушно равнодушен, занятый собственным выживанием. Эту сосредоточенность на себе легко принять за суровость. Чего она псевдоним - прямолинейности, вульгарности (то есть «низкого происхождения»)? Один писатель-классик учил меня в любой непонятной ситуации брать словарь. Беру Даля: «суровый (от «сырой») - грубый, неровный, шероховатый, чёрствый, неприятный на ощупь».

В Москве я заметил: чем человек цивилизованнее, тем он гибче и беспринципнее, его труднее обидеть или хотя бы задеть. Там, где уральский человек посылает на три буквы, столичный житель пожимает плечами: мол, видели психа?

Фото проезжей части в самом центре Челябинска, на площади Революции, в мае попало в соцсети: «Челябинск настолько суровый, что легкий бриз заметен даже на асфальте».

На крыше мира

- В одном из ваших романов действие происходит в городе Чердачинске. Вы и в соцсетях так пишете: «У нас в Чердачинске...» Почему не «у нас в Челябинске»? Наш город надо приукрашать, говоря о нём с жителями других мест?

- Чердачинск существует уже в четырёх романах (последний я только закончил и редактирую). Челябинск надо эстетизировать не для кого-то, а в первую очередь для себя. Ну и лишний раз подчеркнуть таким образом свою субъективность. Первый раз Чердачинск появился в «Едоках картофеля», и мне приходилось объяснять переводчикам, что «селяба» по-башкирски «яма». Поэтому, например, у Владимира Курносенко в романе «Евпатий» существует Яминск. Когда я писал «Едоков», то в споре с Курносенко обозвал свой город Чердачинском, так как он для меня - пик и крыша мира.

- Почему? Что это значит?

- Для меня это пик всего - как цивилизационного, так и моего собственного развития, от которого следует стартовать далее. Чердачинск - и «крыша дома твоего», и место, которое, как периодическая система Менделеева, содержит в себе все элементы (подчас буквально). В эпоху глобализации быть человеком мира - просто и неостроумно. Острый ум начинается с умения извлечь «витамины» из всего, в том числе что ближе всего лежит.

- Зачем писателю родной город - понятно. А зачем провинциальному городу писатель?

- Любой писатель, который автоматически является объектом культуры, пишет прежде всего для себя. Пишущие для других - зарабатывают деньги, это уже не совсем искусство.

Провинциальные города словно бы специально существуют, чтобы сосредоточенно творить - большие картины (как уже много лет Константин Фокин пишет многофигурную фреску) или романы. В Москве на творчестве невозможно сосредоточиться - там суета и тусовка. Люди быстро забывают, как это - писать по глубинной необходимости, и начинают строить карьеру или делать то же самое, что другие. Все побежали, и я побежал. В больших культурных городах существуют моды, распространяемые так называемыми влиятельными лицами, которые перепортили творческого люда больше, чем водка. Вместо того чтобы создавать что-то оригинальное и подлинное, такие сбитые с толку начинают творить мёртвые подобия лишь для того, чтобы кому-то понравиться.

В Челябинске, где нет культурной среды, ты вынужден с нуля выстраивать её сам. Это дико конструктивно, интересно и совсем безнадёжно. Места, не проявленные в культуре, дают максимум свободы: можно поднимать любые пласты и темы. В нашем засиженном, скученном мире такая возможность уникальна.

У Челябинска нет памяти

- Многие исторические объекты в городе разрушаются. От дореволюционного времени останется, похоже, лишь изрядно перестроенная Кировка и несколько домов на улице Труда. Значит, не особо и нужны городу эти свидетельства прошлого?

- Челябинск не обладает памятью - к сожалению или к счастью. Таково свойство нашего города, в котором любые (не только культурные, но и социальные) инициативы держатся на усилии энтузиастов. Если человек уходит или уезжает, то инициатива его исчезает без следа, будто её не было. Я не сетую, не огорчаюсь, я констатирую: у Челябинска нет памяти, ему ничего не интересно, за исключением прогноза погоды и телепрограммы.

Вы упомянули изгвазданную улицу Кирова, которую я ещё помню целой. Старинный центр города более не существует. Его нет, выскоблили. Ведь это должна быть не пара случайно оставленных домов, но вязь кварталов и дворов, уютной инфраструктуры, соразмерной человеку. Главпочтамт, самый значимый памятник челябинского конструктивизма, перестроен до неузнаваемости.

Одна из старейших центральных улиц Челябинска (сейчас - улица Кирова), где до революции стояли дома и магазины купцов, в 1990-е годы начала перестраиваться.
Одна из старейших центральных улиц Челябинска (сейчас - улица Кирова), где до революции стояли дома и магазины купцов, в 1990-е годы начала перестраиваться. Фото: АиФ/ Александр Фирсов

Но ещё хуже дела обстоят с деревьями. Из-за безумного, бездумного и надсадного расширения дорог (сравните: в Москве последних лет дороги сужаются, а тротуары расширяются) и точечной застройки в одном из самых экологически неблагоприятных мест мира вырубались деревья - аллеями и рощами. А эти постоянные сообщения, что с той или иной стороны подрезается городской бор - единственное, что вообще есть в нашем городе? Вот поэтому, кстати, есть Челябинск, а есть Чердачинск.

Каким врагом самому себе и своим близким, которые тоже живут в этой вони, нужно быть, чтобы покушаться на основы своей жизни? Я считаю себя интеллектуалом, но суицид как норма жизни у меня в голове не укладывается. У меня даже есть мысль написать роман о человеке, который по выходным нажимает кнопку выбросов на одном из местных заводов - вот чем он руководствуется?

- Всё же уехавшие отсюда, бывает, хотят что-то сделать для малой родины. Чемпион мира боксёр Сергей Ковалёв, живущий в Лос-Анджелесе, намерен строить у нас школу бокса. Москвич Олег Митяев вручает премию «Светлое прошлое». У вас подобного желания не возникало?

- Недавно мой земляк и московский приятель Виктор Новичков показывал в выставочном зале на площади Революции часть своей роскошной коллекции челябинских художников ХХ века. Он готовил выставку по самым передовым музейным технологиям. Выпустил стильный и умный каталог, правильно развесил картины, которые правильно оформил (это не так просто, как кажется). Придумал мультимедийные приложения, запустил сайт. Он даже магнитики сделал и фирменные пакеты для каталога, не говоря уже о баннерах и афишах. Короче говоря, человек вложился по-взрослому, чтобы показать землякам свои любимые сокровища.

Я его спрашиваю: «Как думаешь, сколько зрителей выставку посетит?» Он был уверен, что за месяц будет пара-другая тысяч. Я работаю в арт-газете редактором отдела музейной жизни, раз в год готовлю всероссийский рейтинг музейной посещаемости (в котором челябинские музеи ни разу не участвовали, сколько я их туда ни зазывал) и примерно понимаю, сколько людей ходит на выставки в регионах. Начал подготавливать Виктора, что 2 000 - предел мечтаний. Когда подвели итог, разочарованию Новичкова не было предела. На его «Частную историю», размещённую в центре миллионного города, при максимально возможной рекламе пришло менее тысячи.

Несколько лет назад такой арт-объект появился в центре Челябинска. Его автор, финский скульптор Камиль Сайфулин, видел в нем собирательный образ рабочего. Но горожане замысел не оценили, и в народе прижились названия Голем и Железный капут.
Несколько лет назад такой арт-объект появился в центре Челябинска. Его автор, финский скульптор Камиль Сайфулин, видел в нем собирательный образ рабочего. Но горожане замысел не оценили, и в народе прижились названия Голем и Железный капут. Фото: АиФ/ Александр Фирсов

 

За новостями не слежу

- Это правда, что вы первый челябинский блогер?

- Так получилось, что я дружил с ребятами, приведшими «Живой журнал» в Россию, и наблюдал за этим явлением чуть ли не с первого дня его существования в конце января 2001-го, а свой блог завёл летом того же года. Первые годы это была закрытая тусовка, похожая на масонскую ложу, поэтому я писал что хотел без какой бы то ни было оглядки. И когда года через три случайно наткнулся на первых челябинских юзеров, был в шоке примерно как Робинзон, увидевший на песке след Пятницы.

Об этой волшебной эпохе у меня есть роман «Ангелы на первом месте» - между прочим, первый роман о соцсетях, написанный в мире. Я его писал в «реальном времени», выкладывая главы в ЖЖ по мере написания. Френды, давшие мне попользоваться своими никами и сочинившие себе вымышленные биографии, комментировали всё это и предлагали продолжение сюжета. Было весело.

- Вы пишете книги, статьи, присутствуете в соцсетях, ведёте блог. Не хочется иногда взять паузу? Информационный детокс не устраиваете?

- Только этим и занимаюсь. Самое важное, что для меня характеризует нынешние времена, - возможность выбора. Да, ты ничего не можешь поменять в своей стране или в своём городе, но ты способен контролировать свою жизнь. Пока не ввели обязательный просмотр программы «Время» (как было в армии), я не стану этого делать сам. Никогда не пойду на сайты, которые, если судить по подаче материалов, меня не уважают. Если не отравлять себя токсинами, выбросами и вбросами, информационный детокс не понадобится. Я не слежу за новостями - мимо самого главного всё равно не пройду, зато в последнее время полюбил читать древних греков и римлян. Если ничего нового изобрести нельзя, то лучше пользоваться первоисточниками - они и качественнее, и питательнее, и ценнее.

Досье

Дмитрий Бавильский. Родился в 1969 г. в Челябинске. Окончил филфак ЧелГУ. Российский писатель, критик, журналист, блогер. Автор шести романов, нескольких повестей и пьес. Роман «Едоки картофеля» опубликован во Франции, Германии, Голландии. Дважды лауреат премии «Нового мира» и Премии Андрея Белого. Работает редактором в газете The Art Newspaper Russia.

Смотрите также:

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно


Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах