Производство меди в годы Великой Отечественной войны – тема, которой отечественная историография даже в юбилей уделяет мало внимания. И напрасно. Военный период в жизни каждого из полутора десятков советских заводов, дававших в 1941–1945 годах «металл Победы», это история самоотверженности, сопоставимой с подвигами людей на полях сражений.
Цифры военного выпуска в СССР основных цветных металлов до сих пор не опубликованы. Но по оценочным данным за эти годы произведено более 470 тыс. тонн меди в катодном эквиваленте. Около 18% меди в виде катодов (металла высокой очистки, получаемого при электролитическом рафинировании) и вайербарсов (заготовок, отлитых из рафинированной меди) – вклад предприятий Челябинской области. Семь десятилетий назад, как и сегодня, в региональную технологическую цепочку производства этого металла были объединены два предприятия в Карабаше и Кыштыме. Ныне они называются акционерными обществами «Карабашмедь» и «Кыштымский медеэлектролитный завод», и входят в производственную группу «Русская медная компания» (РМК).
Подкосила война
Из сплавов на основе меди и олова делали артиллерийские орудия и миномёты, а медь в сочетании с цинком – латунь – использовали для выпуска гильз снарядов и патронов. Без меди было нельзя делать боеприпасы и аккумуляторы для подводных лодок, важные узлы танков и самолётов. Металл шёл на устройство линий связи, создание радиотехнического оборудования.
Но перестроить на военный лад выпуск этого металла было гораздо труднее, чем большинство других промышленных производств страны. И потери значительной части территории Советского Союза здесь были не главными. Цветная металлургия, в отличие от металлургии чёрной, от машиностроительных предприятий, чаще всего располагалась в районах страны, недоступных для врага. И всё равно в 1942 году довоенный выпуск меди снизился из–за резкого сокращения подачи электроэнергии предприятиям Урала. Электричество на Южном Урале вплоть до 60–х годов прошлого века было ресурсом остродефицитным, и особенно это ощущалось в военное время. Даже всесильный Государственный комитет обороны смотрел на производственные провалы в производстве ключевого оборонного металла как на неизбежную данность. Основные объёмы его выпуска спешно переносились в инфраструктурно более благоприятные районы Казахстана и севера России. А руководителей медной промышленности Урала хоть и поругивали за падение производства, но за все военные годы неизвестно ни одного случая репрессий в их отношении, хотя коллег из других отраслей жёстко наказывали за куда меньшие прегрешения. Значительно больше от издержек военной дисциплины страдали руководители нижнего звена и рабочие.
В эпицентре проблем
Карабашский и Кыштымский заводы оказались средоточием проблем, обрушившихся на медную промышленность СССР в войну. О глубине кризиса говорят цифры. В Кыштыме в годовое производство катодов перед войной достигало 20,8 тыс. тонн, вайербарсов – 21 тыс. тонн. В разгар Великой Отечественной, в самый трудный для завода год – 1943–й – выпуск металла упал до 15,9 и 3 (!) тыс. тонн соответственно. Карабашский завод в предвоенном 1940 году выпустил 22042 тонны черновой меди, а в победном 1945–м всего 6744 тонны.
Перебои в снабжении сырьём, материалами, топливом, регулярные ограничения и полные отключения подачи электричества без предупреждения (и это при непрерывном металлургическом цикле) привнесли колоссальный элемент дезорганизации.
Ко второй военной осени проблемы с электроэнергией особенно обострились в Карабаше. И 13 ноября 1942 года здешнее металлургическое производство было полностью остановлено, а рабочих направили на заготовку торфа и дров, чтобы создать хоть какой–то задел хоть какого–то топлива на будущее.
Ещё одной причиной снижения выплавки черновой меди стало сокращение и почти полная остановка добычи руды в Карабашских шахтах. С декабря 1941 по март 1943 года они практически не работали. Сокращение объёмов поставок сырья немедленно отразилось и на работе Кыштымского завода. К этому добавилась нехватка всё той же электроэнергии, военная разруха (из 46 забоев в шахтах Карабаша к 1944 году в мало–мальски рабочем состоянии оставалось не более трёх десятков, да и те могли давать едва ли четверть от довоенной добычи руды). Были и другие причины.
На фронт только в первые месяцы войны ушло около 3 тыс. карабашцев и 6,5 тыс. кыштымцев, в большинстве своём опытных металлургов и шахтёров. Призывали металлургов и потом, а многие уходили на фронт добровольцами. На производство пришли хрупкие женщины и подростки. Некоторым из них не исполнилось ещё и 15 лет.
«Бросили на Карабаш»
В этот, пожалуй, самый сложный период военной истории Карабашского медеплавильного завода его возглавлял Александр САМОХВАЛОВ. Один из создателей алюминиевой промышленности, в 1939 году он стал первым советским наркомом цветной металлургии. Но независимый характер, неумение следовать «кремлёвскому политесу» вызвали неудовольствие сталинских приближённых Лазаря КАГАНОВИЧА, Климента ВОРОШИЛОВА , а позднее и самого всесильного генсека. Наказание по тем временам последовало не самое суровое. Самохвалова освободили от должности и «бросили на Карабаш».
Всего за несколько предвоенных месяцев, с августа 1940 года, новый директор смог организовать полное выполнение государственного мобилизационного плана по производству черновой меди и на короткое время ввести завод в число лучших по отрасли.
Неменьшая заслуга руководителя, как считают многие люди, работавшие в те годы, заключается в том, что он не позволил раскрутиться на заводе маховику репрессий, старт которым дал печально знаменитый указ президиума Верховного совета СССР от 26 июня 1940 года о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений. По этому людоедскому документу за два 20–минутных опоздания или за один прогул (начинался с 21–й минуты) работника могли отдать под суд и даже приговорить к 3–5 годам лагерей. Самое печальное, это работало почти повсеместно. В Челябинском областном архиве хранятся кадровые документы предвоенной (ещё даже невоенной поры), из которых можно узнать, что уборщицу такую–то отдали под суд за то, что она в рабочее время в течение 40 минут мылась в бане. Учётчик имярек получил четыре года лагерей, потому что два часа спал на рабочем месте. Работницу осудили на пять лет, потому что она забыла выполнить распоряжение мастера.
Только за сентябрь 1940 года, например, на Кыштымском медеэлектролитном под суд по подобным основаниям отдали 37 человек. На Челябинском тракторном заводе и Магнитогорском металлургическом комбинате количество репрессированных исчислялось сотнями. А вот Самохвалов, к вящему неудовольствию местных карательных органов, не допустил такого разгула репрессий в Карабаше. Конечно, сажали за нарушения трудовой дисциплины и людей с медеплавильного завода, но в единичных случаях, и за прегрешения вовсе уж вопиющие по тем временам.
Ещё одной заслугой первого руководителя Карабашского медеплавильного завода военной поры справедливо считают то, что он ещё летом 1941 года, буквально в считанные дни, смог выполнить ответственное задание ГКО и создать на заводе новое, непрофильное производство, выпускавшее в течение всей войны боевые оболочки снарядов для самого грозного советского оружия Великой Отечественной войны – реактивных миномётов «БМ–13». Немцы уважительно именовали их «сталинский оргАн», а у нас они получили нежное девичье имя «катюша».
Все обрабатывающие станки механического цеха быстро переналадили, несколько десятков металлорежущих станков собрали по городу, привезли из Кыштыма, Миасса и даже из Челябинска. Директор по несколько раз в сутки бывал в бывшем механическом цехе, ставшем в одночасье специальным цехом с особым пропускным режимом. А непосредственные задачи организации нового производства решал главный механик предприятия Иван РЕУТОВ при поддержке лучших станочников завода.
Уже через несколько месяцев костяком коллектива спеццеха стали женщины и подростки. Они работали по 12–14 часов практически без отдыха. Кстати, об особой важности этого производства говорило то, что при известных ограничениях электроэнергии для выпуска тоже очень важной для фронта черновой меди, подача электричества в спеццех не прекращалась практически никогда. О любой проблеме следовал немедленный доклад в Москву. Так продолжалось всю войну.
Поощряли «обезьянками»
«На Карабашский медеплавильный я пришёл в самый разгар Великой Отечественной войны,– рассказывает ветеран Михаил ГАЛИЧИН, отдавший родному предприятию без малого 65 лет.– Как и большинство подростков военной поры не доучился, решил, что на заводе буду нужнее, да и с питанием в то время на производстве было получше. Направили в так называемый спеццех. Это было самое секретное производство завода, совершенно не относящееся (теперь об этом можно говорить без утайки) к основному профилю предприятия. В спеццехе делали гильзы для «катюш».
Карабашские мальчишки и девчонки стояли у токарных станков, выполняли слесарные работы и потом ворочали тяжёлые снарядные болванки, каждая из которых имела вес по 40 кило. Уже после восьмичасовой смены ни руки, ни ноги не чувствовались. Но спасовать, признаться в том, что сил не осталось, считалось постыдным. Потому работали через силу, стиснув зубы.
Но отдых ждал нас далеко не всегда и после такой работы. По жёсткому производственному графику вагоны для погрузки снарядных гильз к спеццеху подавались исключительно ночью. К утру, уже гружённые продукцией, они должны были быть за пределами заводской территории. Но грузить зачастую было некому. Не хватало рабочих рук, на погрузку привлекали даже конторских, из заводоуправления. А каждый вагон сопровождал лишь единственный вооруженный солдат–охранник. Хоть и не положено ему, но тоже временами пытался подсобить солдатик.
Обращались за помощью к нам, пацанам, только что отработавшим одну–две смены. Никто вроде и не принуждал, на добровольной основе начальство просило помочь с погрузкой. Но для нас в те годы любая просьба руководства была равносильна приказу. Да и знали мы хорошо, для чего нужна наша продукция. Загружали вагоны, а потом ложились спать здесь же, в цехе. На следующий день все могло повториться сначала. Иногда по неделе, по десять дней до дома не удавалось добраться. За такую сверхурочную работу мы получали талоны на дополнительное питание, которые почему–то называли «обезьянками». Не самая сытная была прибавка к рациону – 100 граммов хлеба и миска какой–нибудь каши – но и это было дополнительным подспорьем для еще растущих организмов, занятых к тому же тяжёлой физической работой».
По особым разнарядкам
Плоды усилий первого директора военной поры по стабилизации производства завод в полной мере воспользовался уже при новом директоре Николае ЧЕРКАСИНЕ, который возглавлял Карабашский медеплавильный с конца 1942 до конца 1945 года. После долгого простоя уже 17 февраля 1943 года была получена первая плавка на ватержакете №3. А в марте металлурги Карабаша совершили настоящий трудовой подвиг, с небольшим опережением выполнили производственную программу месяца. И даже при уже известных проблемах (дефицит руды и перебои с электричеством никуда не делись) завод на 96% выполнил напряжённый годовой план. Это признали трудовым подвигом даже в наркомате. Немного в истории примеров, когда за небольшим, но недовыполнением плана следуют не взыскания, а поздравления и приветственная телеграмма. И это был один из таких исключительных случаев.
Между прочим, несмотря на все технологические сложности и связанные с этим провалы плановых заданий Карабаш выпускал исключительно высококачественную черновую медь, пригодную для последующего рафинирования и изготовления медных вайербасов особой чистоты, превышающей все стандарты того времени. Сохранились свидетельства, что карабашско–кыштымскую медь распределяли по особым разнярядкам, завизированным всеми начальниками Генерального штаба военной поры – Борисом ШАПОШНИКОВЫМ, а позднее Александром ВАСИЛЕВСКИМ и Алексеем АНТОНОВЫМ. Шла она преимущественно не на изготовление пушек и снарядов, а для радиоэлектронной промышленности.
Главное звено производства
Разумеется, это было бы немыслимым без вклада Кыштымского завода, который, строго говоря, и был заключительным звеном сложного процесса производства
высококачественного «металла Победы». Всю войну во главе предприятия стояли его директор А.МОЛЧАНОВ и главный инженер Н.ГАЛЬЯНОВ. По воспоминаниям современников, работавших на заводе в те трудные годы, этим людям был присущ волевой, по меркам дня сегодняшнего даже излишне жёсткий стиль руководства. Но давайте вспомним, какое это было время: на кону стояла судьба страны.
Кыштымские металлурги в первый год войны приняли оборудование и часть коллектива эвакуированного Московского медеэлектролитного завода им.Молотова. Его возможности уральцы использовали в максимальной степени. Но столичные технологии и опытные кадры не были способны восполнить хронический недостаток сырья и электроэнергии. И если с электричеством проблема до конца войны так и оставалась неразрешимой, то с поставками сырья к 1944 году стало получше. Командировки директора в Москву и в соседний Свердловск, куда во время войны переехал наркомат цветной металлургии, принесли ощутимые плоды. В Кыштым пошли эшелоны с черновой медью с Норильского медно–никелевого комбината. Объёмы сырья, недополученные с Карабашского завода, работавшего на пределе своих возможностей, восполнила черновая медь из Норильска и отчасти из Казахстана. Но северную черновую медь привычной карабашской заменить было непросто (ещё бы, на заре XX века оба предприятия создавались как единый комплекс). Рафинирование нового сырья очень затрудняло повышенное содержание никеля и присутствие металлов платиновой группы. Технологам было над чем поломать голову.
Впрочем, были и плюсы, которые помогли заводу и в послевоенном восстановлении. Новые поставки сделали необходимым строительство железнодорожной ветки от станции Кыштым до завода. Прежде обходились без неё. Грузы со станции на завод с начала века перевозили гужевым транспортом. Позднее к лошадям добавились автомобили. Когда началась война, большую часть лошадей и машин мобилизовали на фронт. В довесок к технологическим проблемам добавились трудности с перевозкой сырья и готовой продукции. Сначала грузы перевозили… по воде (завод стоит у Нижне–Кыштымского пруда, а железнодорожная станция – на противоположном берегу). Это отчасти помогло, но водные перевозки, по большому счёту, были возвратом в XVIII век, во времена основателя завода Никиты ДЕМИДОВА. Поэтому строительство железной дороги откладывать было нельзя.
О том, каких трудов это стоило женщинам и детям, основным рабочим и строителям военной поры, незадолго до смерти поделилась очевидица и участница тех событий Татьяна ФЕДОТОВА.
В 1943 году по трудовой мобилизации Татьяна Фёдоровна вместе с группой земляков из Кургана приехала в Кыштым. Вчерашнюю школьницу, отправили строить железнодорожную ветку между станцией и заводом. Женщины, девчонки и мальчишки отсыпали полотно будущей дороги: долбили камень и землю, грузили их руками и лопатами в огромные вагонетки и потом вручную толкали эти металлические короба. Иногда бригаду перебрасывали на торфоразработки (топливо заводу тоже было жизненно необходимо – авт.), а потом снова на строительство железки. И так – почти всю войну, без выходных и праздников.
Без выходных и праздников, по 11–12 и более часов в день трудились все работники медеплавильных заводов в Кыштыме и Карабаше. Так работали в тылу все советские люди.
Американский след
В Президентской библиотеке 31–го президента США Герберта ГУВЕРА сохранились любопытные свидетельства, относящиеся к середине прошлого столетия. Гувер в начале XX века имел прямое отношение к Кыштымскому горному округу как специалист и совладелец. В округ тогда входили Карабашский медеплавильный завод, основанный в 1910 году англичанином Лесли УРКВАРТОМ и Кыштымский завод, предприятие в более солидном возрасте, приобретшее на заре XX века «медную» специализацию. Гувер до самой своей смерти в 1964 году живо интересовался делами медного производства на Южном Урале. В годы Второй мировой войны отошедший от политики экс–президент и непримиримый противник курса президента Франклина РУЗВЕЛЬТА тем не менее активно консультировал комиссию Конгресса США по поставкам ленд–лиза. И к тому, что Соединённые Штаты в течение войны направили в СССР более 387 тыс. тонн меди в катодном эквиваленте (около 82% к общим объёмам советского производства тех лет) имел отношение и бывший хозяин Белого дома.
Гувер и после войны не переставал восхищаться качеством карабашско–кыштымских медных катодов, к производству которых на заре XX века имел прямое отношение. По его словам, имея металл такого качества в промышленных масштабах, США могли бы гораздо дальше продвинуться в создании своей радиоэлектронной промышленности.
В 1922 году большевики по настоянию уже смертельно больного Владимира УЛЬЯНОВА–ЛЕНИНА отклонили подготовленный и завизированный наркомом внешней торговли Леонидом КРАСИНЫМ договор о концессии бывших предприятий Уркварта в Кыштымском горном округе. Через пять лет предприниматель решился на самый крупный (и последний) проект в своей жизни. По рекомендации всё того же Гувера, который начинал карьеру горного специалиста в Австралии, Уркварт вложил солидные средства в шахту Маунт–Айза на Зелёном континенте. Кстати, многие современные технологии, которые сегодня Русская медная компания внедрила на Кыштымском медеэлектролитном заводе и на предприятии «Карабашмедь», например, печь Ausmelt, берут своё начало именно с технологий австралийской компании. Выходит, Лесли Уркварт и Герберт Гувер, хоть и опосредованно, опекают свои предприятия даже век спустя?
Живы в памяти
9 мая 1945 года труженики Кыштымского и Карабашского заводов вместе со всей страной праздновали Победу. Она была одна на всех. И хотя металлурги только начинали возвращаться на родные предприятия, хотя предприятиям, как тогда казалось, ещё долго придётся залечивать военные раны, это уже было не самым страшным. Предстояло возрождение медеплавильных производств в обоих уральских городах в довоенных объёмах и их увеличение, были другие задачи и проблемы, о которой в военные годы никто не думал. Впереди была работа и новая жизнь предприятий в веке XXI на основе современных, экологически ориентированных технологий.
Старые солдаты не умирают, говорят в канун 70–летия Победы ныне здравствующие ветераны Кыштымского медеэлектролитного завода и предприятия «Карабашмедь». Они продолжают жить в своих детях и внуках, в памяти. А предприятия живы новыми технологиями производства, новым поколением металлургов. И это правда…
Немного их уже осталось, заводчан, свидетелей самой кровопролитной войны в истории человечества. И дай им всем Бог здоровья и долгих лет!