Открывают свои кафе и медцентры. Ученый – об исследовании быта мигрантов

Среди мигрантов немало выходцев из Китая, они тоже открывают магазины и кафе "для своих". © / Из личного архива Андрея Авдашкина

Четыре года кандидат исторических наук Андрей Авдашкин посещает халяльные кафе, теплицы, мигрантские общежития и хостелы, восточные рынки и парикмахерские в Челябинске. Его цель – понять, как иностранцы обустраиваются в городе и взаимодействуют между собой и с местными жителями. Своими наблюдениями исследователь поделился с chel.aif.ru.

   
   

Квартиры переходят из рук в руки

Ученый собирает материал для исследования в рамках гранта Российского научного фонда «Анализ механизмов формирования мигрантской инфраструктуры в российском городе (на примере Челябинской области)». Исследование посвящено тому, как выходцы из Средней Азии и Китая осваивают городское пространство.

«В нашем обществе есть постоянные пульсирующие страхи относительно формирования мигрантских анклавов, – рассказывает Андрей Авдашкин. – Всякая ситуация, когда поблизости от «нас» концентрируется «другие», «чужие» – другой культуры, веры, происхождения – вызывает определенный дискомфорт. В России миграционная активность повысилась в середине нулевых, начался период экономического подъема. Активизировался строительный сектор и на стройках появилось много трудовых мигрантов из Узбекистана и Таджикистана. Развивался сектор услуг, росла торговля. При этом во Франции в 2005 году прошли погромы, которые расценивались как последствие миграции. Все это произвело пугающее впечатление на российских экспертов, представителей органов власти и общественность. Европейский контекст воспринимался ими как исходный и для нашей страны, поэтому миграция рассматривалась как угроза безопасности, фактор социальных и политических рисков».

Однако, говорит ученый, несмотря на увеличение численности иностранной рабочей силы, реальных анклавов в нашей стране нет. В российских городах есть так называемые «районы концентрации мигрантов» – это локации, где приезжих проживает чуть больше, чем в среднем по городу. Например, если в среднем по городу 2%, то в районах концентрации – 10-15%. В сложившемся анклаве доля мигрантов составляет больше половины от всего населения - такие примеры есть в Европе.

У районов концентрации мигрантов есть своя логика формирования. Должно совпасть несколько условий: наличие кластера рабочих мест и жилье эконом-класса в шаговой доступности. Дешевое жилье, которое не востребовано местными жителями, занимают либо молодые семьи, либо приезжие из сельской местности, либо мигранты. В Челябинске классический пример – это Металлургический район: большая концентрация промышленных предприятий, дома застройки 50-60-х годов прошлого века. Во многих локациях там проживают выходцы из Таджикистана, Узбекистана, Кыргызстана, КНР. «Но это не то место, где они поселятся насовсем, – говорит Андрей Авдашкин. – У них мотивация такая же, как у местных жителей: накопить денег и переехать в другое место. Когда работал Каширинский рынок на Северо-западе, вокруг него селились уже более-менее преуспевшие представители мигрантского бизнеса. Я в 2020 году сравнивал стоимость квадратных метров в Металлургическом районе и возле Каширинского рынка: разница в два раза».

Обычно съемные квартиры переходят из рук в руки. Одна мигрантская семья съезжает, и велика вероятность, что они эту квартиру порекомендуют своим знакомым, друзьям и родственникам.

Найдя работу и жилье, приезжие начинают обустраивать комфортную для себя инфраструктуру: открывать этнический общепит, религиозные объекты, парикмахерские и даже медицинские центры. Последнее больше характерно для Москвы, но и на Южном Урале есть примеры. В Троицке долгое время располагался билборд, на котором рекламировались услуги специалистов из Кыргызстана: хирурга, дантиста и ортодонта. Такие центры открываются из практических соображений: здесь необязательно знание русского языка, ниже цены, а персонал не задает лишних вопросов. К тому же, женщины-мусульманки категорически не пойдут к врачу-мужчине.

   
   
"Сартарош" в переводе с таджикского - "парикмахер". Фото: Из личного архива Андрея Авдашкина

Восполнить пробелы

Историк Андрей Авдашкин собирает материал с 2019 года, большая часть его исследований посвящена Челябинску, Магнитогорску и Екатеринбургу. Немало материала собрано в Красноярске, сельских районах Урала. И хотя сеть этнологического мониторинга существует в России с 1993 года, уральские города очень редко попадали в поле зрения ученых.

«А ведь у нас стратегически важный регион: проходит российско-казахстанская граница, мощный военно-промышленный комплекс, – говорит Андрей Авдашкин. – Наша задача найти - общее и различное с другими российскими регионами. Разобраться, что реально происходит, как эти сообщества живут, как они интегрируются, как они создают свою инфраструктуру, как этой инфраструктурой пользуются местные жители».

Большую часть сведений ученый получает «из первых рук»: от самих мигрантов и людей, которые живут рядом с ними. Много пользы приносит включенное наблюдение, вплоть до трудоустройства в тот или иной коллектив. Андрей Авдашкин специально гуляет в районах концентрации мигрантов, вступает в беседы, ненавязчиво выясняет, где люди живут, работают, каков их жизненный опыт. За несколько лет он взял десятки экспресс-интервью, порой даже в такси незаметно интервьюировал водителя. Более ценную информацию дают глубинные интервью, когда удается наладить контакт и побеседовать обстоятельно. Весь этот материал соотносится с другими источниками (архивные документы, материалы медиа, статистика, результаты исследований других авторов). 

Как выяснил ученый, многие моменты схожи с остальными российскими городами. Но есть и различия. Первое: в Челябинскую область мигрируют в основном выходцы из Таджикистана. Второе: они очень религиозны, и это проявляется в инфраструктуре. На Южном Урале нет, например, узбекских религиозных центров, а таджикские есть. Мигранты из этой страны открывают свои молитвенные дома, и не все из них афишируются. Чрезвычайная религиозность мигрантов, прибывающих на Южный Урал, объясняется просто: большинство из них – выходцы из сельской местности, Челябинск стал первым крупным городом, который они увидели. Некоторые таджики специально говорят, что они из города Худжанд, им среди своих бывает неловко говорить, что они из села или пригородов. И это явление порождает среди самих мигрантов разделение на группы: светскость-религиозность, город-село и т.д.

В местах концентрации иностранцев постепенно появляется необходимая инфраструктура, в том числе магазины с востребованными товарами. Фото: Из личного архива Андрея Авдашкина

По словам исследователя, Челябинск было интересно сравнить с Екатеринбургом и Санкт-Петербургом в плане формирования районов концентрации китайцев в последние три десятилетия: как они возникают, развиваются и исчезают. Этот небольшой проект даже не завершен, только сделаны первые наметки.

Ученый считает, что многие наши стереотипы о приезжих далеки от реальности. Например, сильно преувеличены представления об их сплоченности (буквально жонглирование понятием «диаспора» в публичном пространстве).

По словам Андрея Авдашкина, комплексного системного понимания, что же происходит в этих закрытых сообществах, нет ни у властей, ни у общества. Поэтому необходимо восполнить эти пробелы, чтобы выработать рекомендации по проблемам межэтнических отношений. А то, что «национальный вопрос» так или иначе встанет остро – нет никаких сомнений. Уже сейчас возникают резонансные социальные конфликты, которые оцениваются сквозь призму «свой-чужой» и на которые государству придется реагировать. Первым шагом может быть более тесное взаимодействие чиновников и силовых структур с научным сообществом.