«АиФ-Челябинск» совместно с Объединённым госархивом Челябинской области начинает новый проект – «Большой террор. Личное дело №…». Мы будем рассказывать об историях наших земляков, ставших жертвами репрессий в конце 1930-х годов.
Осуждены по разнарядке
80 лет назад, 31 июля 1937 года, политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о расширении системы лагерей ГУЛАГа и одобряет приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов».
Чуть раньше, в начале июля 1937-го, политбюро направляет секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик телеграмму, в которой предлагается в пятидневный срок представить в ЦК количество подлежащих расстрелу, равно как и высылке, «враждебных элементов». Таким образом начинает раскручиваться маховик репрессий, наступает время «большого террора» 1937-1938 годов.
В Государственном архиве Челябинской области хранится около 37 тысяч архивно-следственных дел лиц, осужденных по политическим статьям в годы большого террора. Среди них – представители всех социальных слоев: рабочие, крестьяне, инженеры, преподаватели, священнослужители, руководители разных уровней...
Всем хорошо известна циничная фраза о том, что «смерть миллионов и тысяч – это только статистика». Давайте тогда отвлечемся от цифр и вглядимся в лица и судьбы тех, на ком долгое время было клеймо «врага народа».
Первый герой нашего проекта – Давыдов (Давидов – в документах двоякое написание фамилии - ред.) Максим Серапионович, преподаватель политэкономии Челябинского педагогического института. Годы жизни: 1900-1941.
«От показаний отказались»
О нем и фактах его биографии мы знаем немного. Уроженец Нагорного Карабаха, член ВКП (б) с 1918 года. Согласно решению ЦК НКР от 10 сентября 1934 года Давыдов М.С, был направлен на партийно-преподавательскую работу в Челябинск, стал работать в педагогическом институте.
О себе писал так: «Я сын рабочего, прослужил в Красной армии 5 лет, при помощи партии и советской власти получил высшее образование». На момент ареста у него была семья: жена и маленькая дочка.
В конце 1930-х годов местные органы НКВД выявили в стенах пединститута настоящий «рассадник» шпионов и вредителей. Если рабочих, крестьян и представителей интеллигенции сажали по разнарядке, то неудивительно, что «враги» были обнаружены среди преподавателей вуза. Где же они еще могут быть, как не здесь?
Все началось с травли и последующего ареста первого ректора пединститута И.К. Зеленского. А если арестовали ректора как «врага народа», то, следовательно, должна быть в институте и контрреволюционная организация, которую он «возглавляет».
В документах дела № 18955 говорится о «право-троцкистской организации в Челябинском пединституте, созданной бывшим директором И.К. Зеленским». Членами этой организации – наряду с М.С. Давыдовым – названы еще два преподавателя: Ибшман П.Р. (в 1935-1936 годах он читал лекции по истории партии) и Бобровский П.М. (преподаватель курсов переподготовки).
Правда, в многостраничном деле не удалось найти никаких доказательств и даже каких-то значимых фактов существования этой самой организации. Следствию было достаточно, что «контрреволюционная деятельность Бобровского и Давидова подтверждается агентурными материалами агентов «Верный» и «Иванчикова».
Помимо донесений «агентов», доказательством вины послужили признания обвиняемых, цитирую: «Дали признательные показания об участии в организации правых. Ибшман дал показания, что он работает в пользу польской разведки и подтвердил, что по своей контрреволюционной работе был связан с Бобровским и Давидовым». Далее, правда, следует характерное замечание: «Впоследствии Давидов и Ибшман от своих показаний отказались».
«Объявил голодовку»
Вообще, если судить по документам дела, с Давыдовым следствию «не повезло». Это тот случай, когда мы наблюдаем «эффект грамотного», когда образованный и решительный человек, во-первых, знает свои права, во-вторых, не боится их отстаивать. За время следствия Максим Давыдов написал и отправил по нужным адресам несколько подробных, грамотно составленных жалоб на свой незаконный арест и предъявленные абсурдные обвинения.
Вот служебная записка спецотдела УГБ НКВД по Челябинской области: «Заключенный Давыдов объявил голодовку и выставил требование возврата дела из особого совещания при НКВД СССР и назначения нового следователя».
Он обращался и к самому Сталину, и к союзному прокурору, и к председателю Особого совещания. Письмо председателю ОСО (за неимением бумаги) он написал на куске хлопчатобумажной ткани, оторванном от тюремной наволочки или простыни. Впоследствии этот кусок ткани был забрызган кровью. Вероятно, надзиратели при изъятии письма избили заключённого Давыдова. Этот кусок ткани также хранится в материалах дела.
Следователь вымогал показания
Мы можем познакомиться с этим письмом и услышать голос самого обвиняемого: «Я был арестован 23 июня 1938 года челябинским облуправлением НКВД с предъявлением обвинения по статье 58-7-8-11. В течение 7 месяцев с применением неправильных и незаконных методов следствия, следователь Натансон вымогал соответственно предъявленному обвинению показания.
При этом все протоколы обвинения были написаны заочно. 20 февраля 1938 года я отказался от всех своих ранее данных показаний как ложных и не соответствующих действительности. 14 августа следователь снял с меня обвинения по прежним статьям и предъявил новое, по статье 58-10. Зеленский и Бобровский, которые давали против меня показания, от них отказались, а среди 2000 студентов нет ни одного свидетеля.
Мое дело направлено на рассмотрение в ОСО, 14 месяцев оно пролежало и было возвращено обратно на рассмотрение в Челябинск, в УНКВД». И далее. «Весь обвинительный материал является вымышленным и ложным, обвинения ничем не подтверждаются. Следствие велось тенденциозно и необъективно. Прошу прекратить мое дело и освободить меня из-под стражи».
Берегите мою дочку!
В общем, следствие затянулось почти на два с половиной года. Наконец, 1 февраля 1941 года был вынесен приговор: «За участие в антисоветской право-троцкистской организации Давыдова М.С. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет».
Надо сказать, что дочь Давыдова Светлана Максимовна в конце 1980-х годов обращалась во всевозможные инстанции, чтобы хоть что-то узнать о судьбе своего отца. Писала она и в комитет партийного контроля при ЦК КПСС, оттуда ее письмо попало в управление КГБ СССР по Челябинской области. В ответе на этот запрос ей сообщили о гибели ее отца в местах заключения.
«Отбывая наказание, Давидов был вторично осужден военным трибуналом МВД по Дальстрою 10 октября 1941 года по статье 58-10 к высшей мере наказания. Приговор приведен в исполнение. В 1956 г. приговор ОСО от 1.02.1941 отменен и дело прекращено за отсутствием состава преступления».
Хранится в архиве и совсем личное письмо Максима Серапионовича (от 10 октября 1940 г.), в котором он обращается к жене и родственникам. Почему-то именно это письмо читать было особенно тяжело.
«Дорогие мои Валя, маленькая Светлана, Николай Гаврилович, Анна Николаевна и Вениамин Петрович. Шлю я вам сердечный привет, я жив и здоров и до сих пор нахожусь в Челябинской тюрьме.
Валя и Светлана, вы не можете себе представить, как скучаю по вам. Светлана, наверное, стала большая и ясно разговаривает. Берегите мою дочку! Больше овощей, фруктов и молочных продуктов давайте ей. Одевайте потеплей, чтобы она не простудилась. Надеюсь, что все эти мучения и страдания когда-нибудь кончатся…».
Материал тажке доступен в формате лонгрида.