До 73 лет поработал за троих. Как челябинский токарь стал художником

Анатолию Богадырову пришлось задержаться на заводе из-за внуков. © / АиФ

Художественное образование Анатолий Богадыров так и не получил, но в профессиональной среде давно получил признание.

   
   

Легко ли было совмещать работу на заводе и творчество? Кто сделал первый в СССР «евроремонт» заводской столовой? И как челябинец  «работал» Гарсиа Лоркой? Об этом наш разговор.

Подвела «артиллерия»

Корреспондент сайта chel.aif.ru Эльдар Гизатуллин: Почему же вы посвятили всё своё время творчеству? Видимо, родители считали, что создание картин - это баловство, а работа на заводе - настоящее дело?

Анатолий Богадыров: Тогда время было другое. Мы ведь с мамой переехали в 1946 году в Челябинск с Украины, спасаясь от голода. В Херсонской области у меня умерли брат и сестра. Отец у нас пропал без вести во время войны, и только позднее выяснилось, что он был в разных госпиталях, а потом нашёлся.

Я с самого начала хотел быть художником. Мама знала о моих способностях. Однажды по классам ходил фотограф, предлагал увеличить портрет, а мама сказала: «Зачем? У меня сын ещё лучше нарисовать может!» Тот посмотрел мои работы и предложил поступать в художественное училище. А я не мог: там требовалось сдавать экзамен по русскому языку, я на нём еле-еле говорил, только по-украински. На экзаменах учительница мне давала листок переписать и ругалась, что я даже при переписывании умудрился ошибок наделать. До сих пор помню слово, в котором сделал сразу три ошибки: «артиллерия».

- Получается, из-за незнания языка вы стали работать на заводе?

- Да. Сначала был учеником токаря, затем токарем. Но всё равно рисовал. Так как у меня не было художественного образования, я имел право участвовать только в выставках самодеятельных работ. И вот однажды сидит важная комиссия из 11 человек, рассматривает мои работы, спрашивают: «А почему это в самодеятельном конкурсе участвуют профессиональные работы?» Я говорю: «Так я же токарь!» А они не верят.

   
   

У нас и другие на заводе рисовали. Как-то зашёл на сталеплавильное производство и увидел там наброски одного кузнеца. Поначалу я ведь делал лишь копии известных картин (кстати, позднее узнал, что в художественном институте есть курс, когда студенты тоже копируют известные картины). Кузнец позвал меня в заводскую изостудию, где надо было писать уже не копии, а самостоятельные работы.

- Получается, даже на таком серьёзном предприятии была своя изостудия?

- Да, и немало рабочих её посещало. Потом, когда началась перестройка, изостудию закрыли. Сейчас вместо неё небольшой клуб «Палитра», открыть который удалось с большим трудом. Но это не сравнить с тем, что было раньше, что вы! Тогда почти все спортом занимались, в перерывах прямо в цехах в шахматы играли!

Столовая попала на ВДНХ

- Не чувствовали ли когда-либо пренебрежения со стороны профессиональных художников, получивших специальное образование?

- Нет. Профессионализм ведь не в этом. Настоящие мастера всегда могут оценить уровень. И другие художники не стеснялись спрашивать совета. Однажды знакомый, окончивший суриковский институт, показал мне натюрморт с сиренью, а я честно сказал, что, мол, что-то здесь не то. Он поворчал: «Ну да, ты ведь у нас король натюрмортов!», но совета всё-таки спросил. Я ему и объяснил, что должно быть несколько планов, больше воздуха, чтобы муха могла вокруг этого букета сирени облететь!

Иногда и самому приходилось работать моделью. Помню, однажды изображал для художника Алексея Смирнова не кого-нибудь, а поэта Гарсиа Лорку. Я тогда с юга вернулся, был загорелый, а возможно, и южное происхождение сказывалось (отец у меня был узбек).

- На заводе ваши художественные способности не использовали?

- Да постоянно! Делал, например, плакаты с надписями вроде «Нет войне!», «Миру - мир!». Их потом много лет на демонстрациях таскали.

А в другой раз мне пришлось оформлять заводскую столовую. Раньше это было обычное функциональное помещение - никак не украшенное, и довольно неудобное. Люди там толкались с подносами, от кухни в зал постоянно шёл чад и запахи. Я предложил поставить стену, которая бы отделила кухню от зала - украсил стену мозаикой с изображением танцующих фигур в национальных костюмах. Фотография этого зала в 1977 году попала на экспозиции ВДНХ. Тотчас и на других заводах принялись украшать столовые, хотя прежде это считалось излишеством. В общем, хотя о евроремонте тогда и не слыхивали, можно сказать, первый такой ремонт провёл я. Потом я оформлял и женскую консультацию, другие учреждения.

Рисуем не просто телегу

- Не мешала ли основная работа творчеству?

- Конечно, мешала. Бывало, только выдавишь краски из тюбика, а потом неделями вернуться к ним не можешь.

Я ушёл на производство свинцовых электродов - заработать горячий стаж и быстрее уйти на пенсию, чтобы посвятить себя исключительно искусству. Заработал я этот стаж, а тут в стране грянули перемены. Осложнились и у меня семейные обстоятельства: на моих руках остались внук и внучка, так что пришлось остаться на заводе.

- Ситуация на заводе советских лет и нынешняя сильно отличается?

- Да, разница заметная. Раньше зайдешь в цех - чистота, вокруг множество народа, все механизмы крутятся, шумят, не пройти по помещению из-за пачек металлических листов. А когда я уходил с предприятия… Везде тишина, будто всё вымерло, куска нержавейки не найдёшь. Работают так: поступил заказ, они его выполнили и снова сидят.

Меня же не хотели отпускать, так как я обязанности трёх специалистов выполнял. Да ещё газету заводскую выпускал. Однажды сказал начальнику цеха, что ухожу вскоре - уж очень тяжело было работать на дробомётке. Он побегал, побегал, потом подходит и говорит: «Я договорился, тебя переведут на другое производство!» Я возмущаюсь: «Мне уже 73 года! Сколько можно на заводе работать!», а он мне в ответ: «Но тебе ведь внука поднимать!» Даже про внука знает. Но я всё равно не поддался на уговоры.

- Но нельзя ведь сказать, что вы столько лет проработали на заводе совсем против своей воли?

- Разумеется, нет. Но периоды были разные. Я вот недавно хвалил советское время, но и тогда случалось, что задумывался, надо ли продолжать работать. К примеру, в 1967 году отношение к токарям было ужасное: человек, которые подметал пол в цехе и убирал металлические отходы, получал больше меня! Или же формальное отношение было к сверхурочным. Однажды я поссорился с учётчицей, которая не хотела оплачивать мне все отработанные часы: мол, не положено! Я никак не мог понять, почему. Она мне отвечает: «Ты что же, хочешь больше сталевара получать?» Я говорю: «Какое мне дело до какого-то сталевара? Просто пусть мне заплатят за отработанное».

Но не могу сказать, что я тяготился работой, иначе бы столько не оставался здесь. Я ведь постоянно и рационализаторские предложения вносил. За одно мне обещали 600 рублей выдать, но я их так и не дождался. Ну да бог с ними! Я рад, что сейчас могу работать в полную силу, ни на что не отвлекаясь. Сейчас вот импрессионистами увлекаюсь. С коллегами общаюсь, которые меня убеждают, что у каждого автора должен быть свой почёрк, что нельзя так: видишь телегу и рисуешь просто телегу. Дискутируем, обмениваемся опытом, а главное, творим.

Досье

Анатолий Богадыров родился в 1937 году в Херсонской области. После окончания школы поступил учеником токаря на Челябинский металлургический завод. После службы в армии (1956-1960 гг.) снова вернулся на завод. С 1964-го стал участвовать в художественных выставках - сначала всесоюзных, а потом и всероссийских и международных. Несколько работ художника приобретено для зарубежных коллекций в Германии, Китае, США, Великобритании, Израиле, Венгрии, Чехии и других странах.